Часы зла
Шрифт:
Сердце у меня екнуло. Тот же почерк, те же четко прописанные, изящно заостренные вверху буквы.
— Скажите, мистер Сингх, а человек, передавший вам это письмо, он все еще здесь?
— Да, Александр. И хочет тебя видеть. Сказал, что подождет в справочном отделе. Очень просил подойти, сразу как только сможешь,
Джессон расположился в свете неонового вопросительного знака, подвешенного над столом справочной. Рубашка накрахмалена и тщательно отглажена, щеки гладко выбриты. Просто образчик аккуратности и элегантности, как и его чертов почерк. И еще, подобно буквам в его бланке требования, он при виде меня слегка отклонился назад, словно в предвкушении схватки.
— Похоже, вам удалось сравнять счет, — сказал он.
— Так вы были на чтении? Вы слышали?
Он кивнул.
— Стоял в сторонке, прятался за старым каталожным шкафчиком. Лучше бы влез в него, уж слишком много мне было уделено внимания.
— Теперь вы поняли, что испытал я, прочтя о себе в этом вашем свитке!
— Прошу вас, Александр. Не для того я передал записку через охранника, чтобы снова выслушивать обвинения в свой адрес. Нет, я вовсе не пытаюсь оправдаться. Но мне хотелось бы кое-что прояснить. Оставим в стороне все эти песенки и шутки, но, честное слово, я никогда не считал вас ни жалкой игрушкой, ни пажом.
— Чудесно. Ну и кем же я тогда был? Исполнительным наемником?
— Да никаким не наемником. Ничего подобного. Замените две буквы в середине слова четырьмя и будете ближе к истине.
С минуту я пытался сообразить, затем меня осенило:
— Наследником? Но чего или кого, мистер Джессон?
— Да всего, чем я владею. И того, чего мне так не хватает. Полагаю, вы догадываетесь, что отделение
Зазвенел звонок, возвещающий о закрытии библиотеки.
К нам подошел мистер Сингх.
— Библиотека закрывается, джентльмены. Так что попрошу вас на выход. — Охранник шагнул к стойке и выключил лампочку в виде вопросительного знака.
Джессон протянул мне руку.
— Хотите, процитирую еще немного из Джонсона?
— Всегда рад.
— Есть у этого великого человека чудесное высказывание о библиотеках.
— О том, что они лишь подчеркивают всю тщету человеческих надежд?
Джессон кивнул.
— В первый же день занятий Щаранский написал мелом на доске эту фразу.
— И правильно сделал. А вспомнил я эти слова потому, что ощутил всю тщетность собственных надежд.
В молчании, рука об руку, мы подошли к выходу.
— Ну а «Королева»? — спросил я. — Как думаете, она когда-нибудь возникнет?
— Если б вы задали этот вопрос, когда мы только начинали работать вместе, я бы ответил, что ее должнынайти.
— А теперь?
— А теперь я уже не так категоричен. Начинаю понимать, что пустующее отделение есть не что иное, как конец пути. Тупик. А мне бы хотелось, чтобы мы продолжили путешествие.
На выходе из читального зала я поднял голову и указал на цитату, выбитую в камне.
— Habent sua fata libelli, — прочитал вслух Джессон.
— Гораций был прав, — заметил я. — У каждой книги своя судьба.