Часы
Шрифт:
Сполоснул его немец.
– Хватит, - говорит, - посиди, я твой кустюм принесу.
Ушел немец. Сидит Петька в мыльной воде. И вдруг видит, вода убывать стала. Все меньше и меньше воды.
Пришел немец - сидит Петька в пустой ванне.
Удивляется немец.
– Зачем, - спрашивает, - ты воду выливал? Это вредно - сидеть без вода голый.
А Петька сам не знает, почему вода вытекла. Он воду не выливал, не умеет даже, - сам удивляется.
– Ладно, - говорит
– Одевайся скорее, скоро обед будет опоздаешь.
И подает немец Петюшке целую кучу одежи. Белье подает, штаны подает, гимнастерку... полсапожки подает. И все новенькое, все чистенькое.
Стал Петька одеваться. Стал первый раз в жизни кальсоны надевать! А немец смотрит и улыбается. И Петька улыбается.
Вдруг немец улыбаться перестал.
Подозрительно посмотрел Петюшке в лицо и говорит:
– Что это у тебя, - говорит, - из рота торчит? Что это у тебя там блестит?
Вздрогнул Петька, губы захлопнул.
"Вот, - думает, - дурак, бродяга! Надо было улыбнуться!"
Отворачивается, плечами пожимает - пустяки, дескать.
А немец не отстает, за Петькино лицо хватается.
– А ну!
– кричит.
– А ну, разжимай зубы! Что ты там спрятал? Что у тебя там за жвачка?
Раздвинул Петька челюсти.
– Плюй!
– кричит.
Задохнулся Петька, надавил языком и выплюнул свою жвачку немцу на ладонь.
И чуть не закричал от страха.
На ладони у немца не часы лежали, а пробка медная, которой дырка в ванне затыкается, чтоб вода не вытекла. Пробку Петька впопыхах в рот себе запихал, потому вода и вытекла.
Испугался Петька. Да и немец не меньше испугался. За полоумного Петьку принял. Залепетал чего-то.
– Скажи мне, - спрашивает, - скажи мне, ради бога, зачем ты пробка в рот сувал? Разве металл можно в рот сувать?
Не знает Петька, что и отвечает. Чепуху какую-то отвечает.
– С голоду я, - отвечает.
– Кушать хочется очень.
А сам в ванну поглядывает: "Где часики?"
Не видно что-то. Пусто в ванне, только мочалка мокрая лежит. Не иначе, как под мочалкой часики. Ушел бы немец, тогда достать можно. Но не уходит немец. Петьку жалеет.
– Ах да ох!.. Матушки-батюшки! Медная, - говорит, - штучка кушать нельзя. Сейчас вот обед будет, там дадут тебе суп, каша и кисель. А медная пробка - невкусный, твердый. Вот гляди.
Бросил немец пробку в ванну. Звякнул металл. Видит Петька - нагнулся немец за мочалкой. Сейчас мочалку поднимет, а под мочалкой... Ах!
Не долго думая, рухнул Петька на пол и заорал благим матом:
– У-о-о-ой!
Кинулся к нему немец:
– Что с тобой? А? Что с тобой?
А Петька орать не перестает, бьется бедняга в ужасном
– У-о-ой!
– орет.
Заметался тут немец. Забегал. Стул уронил и выбежал вон.
Бросился Петька к мочалке. Так и есть - лежат под мочалкой часики.
Схватил Петька часики, воду стер, полюбовался - солнце на ладошке горит... Полюбовался Петька и сунул солнце в новый казенный карман.
Только сунул, - немец вбегает. С пузырьком в руках вбегает.
– Нюхай!
– кричит.
– Нюхай скорей нашатырного спирта.
Закачался Петька, понюхал из пузырька, чихнул и в себя пришел.
Быстро напялил на себя остальную одежду, ботинки надел, каблуком прихлопнул. Жмут слегка новые полсапожки, да ничего, - приоделся зато Петька чистым пижоном. И кушак застегнул. И волосы пригладил.
"Эх, - думает, - жалко зеркала нет. Поглядеться бы, каков я мальчик".
– Идем обедать, - сказал немец.
Только вышли они в коридор - звонок. Бежит звонок по всем этажам. С шумом несутся ребята по коридорам. С топотом, с гиком.
– Обедать!
– кричат.
– Обедать!
Петьку чуть не уронили, затолкали, поволокли. Потерял Петька немца.
Растерялся - не знает, что делать. И вдруг видит чернявенького парнишку, того, что в конторе звезду рисовал. И тот Петюшку увидел. Улыбнулся, рукой махнул.
– К нам!
– кричит.
– В нашу группу.
Побежали вместе. Вбегают в приютскую столовую.
А там уж ребят видимо-невидимо. За столами ребята сидят, а на столах оловянные миски дымятся. Вкусно дымятся. У Петьки даже нос зачесался, в коленки дрожь прошла.
Сели обедать.
Шумят ребята, ложками размахивают, хлебными корками перебрасываются. А Петька на суп насел. Шутка ли, парень два дня пищи не нюхал, всего-то за два дня пончик с повидлом съел. Ясно - с жадностью ест, алчно.
Не соврал немец: после супа кашу подают. Гречневую, с маслом. Петька и кашу подзавернул в два счета. Киселя дали - кисель съел и миску облизал.
Ребята, которые рядом сидят, смеются. Особенно один, одноглазый, с черной повязкой на лбу... Тот прямо издевается.
– Ну и обжора, - говорит.
– Ну и горазд лопать. Слон, ей-богу, и то меньше ест.
Смеются ребята. Обидно Петьке. Терпел он, терпел - и не вытерпел. Облизал свою оловянную ложку, посмотрел одноглазому в нахальный его глаз и, размахнувшись, ударил одноглазого ложкой по лбу.
Ужасно закричал одноглазый. Зашумели ребята. Федор Иванович прибежал.
– Что? Что такое?
Одноглазый плачет и кулаком растирает свой лоб, а на лбу шишка.
– Кто тебя так?
– спрашивает Федор Иванович.