Часы
Шрифт:
"А вот интересно,- думал Велвор, всматриваясь в золотые развалы и выискивая глазами подходящую куклу для предстоящего ритуального воровства,- а себе? Себе я могу доверять, постоянно находясь в центре заговора против себя же? Интересный вопрос. Доверял ли я себе, когда вместе с другими Консортами составлял заговор против предыдущего Велвора? Доверял ли я себе, когда мой нож кромсал глотки моих бывших сподвижников? Когда я, в пятнах их засохшей крови взбирался по ступеням Залы Приношения? Когда я усаживался на древний Трон Воров? Ведь я уважал и любил несчастного Велвора XXVII-ого почти как родного отца и благодетеля, и не мудрено, ведь он сделал мне столько добра. И трех убитых мною Консортов я тоже любил как братьев, ведь вместе с ними мы участвовали в стольких воровских делах, среди которых были очень опасные, а парочка была и вовсе смертельно опасных, безнадежных до тошнотворности, и они прикрывали мою спину тогда, и в результате
На вершине соседней золотой горки стоял раскрытый золотой сундук, доверху набитый сверкающими драгоценностями и Велвор по колено в золотых монетах побрел к нему, а потом запустил руку внутрь и начал ворошить содержимое. Крупные бриллианты просыпались через его пальцы, тяжелые ожерелья перекатывались через них, скользили по ладони, с глухим стуком возвращались обратно в сундук. Рядом с сундуком из россыпи выглядывали две статуэтки изображавшие каких-то крылатых и рогатых женщин в неглиже. Велвор выдернул одну статуэтку из золотой россыпи, подержал, взвешивая, а потом бросил её обратно. Все это было слишком дорого, через чур драгоценно, вызывающе роскошно. С жалкими рубищами обворованных верхних такая роскошь не вязалась уже никак. Даже самый глупый или безумный простой вор понял бы это с первого взгляда. Но где же ему найти более-менее скромный, но вместе с тем и приличный предмет из обихода нынешних обворованных верхних? Где ему взять такую куклу, которая смогла бы символизировать в глазах простых воров не роскошный воровской сезон, нет, а хотя бы просто удачный, или скорее даже не совсем провальный. Такой предмет, который бы символизировал собой скромный, но достойный воровской достаток?
Можно, конечно, не мудрствовать лукаво, а просто взять на дело пару золотых монет, а потом предъявить их простым ворам в качестве доказательства - что вот, мол, есть еще кое-что у обворованных верхних, ребята. Нужно только стараться, воровать как следует, и все будет в порядке, и будет у вас в руках блестеть и золотишко, и камушки, и еще кое-что в придачу. Главное не падать духом и стараться, воровать лучше, как любит говорить его Подруга-воровка. Конечно, можно предъявить простым ворам и пару золотых монет. Наверное, никто его не осудит за это, ведь все воры понимают - как сейчас тяжело живется обворованным наверху. Но какая же это мерзость, какой позор - предъявлять своим соратникам в праздничную ночь эти жалкие монетки. Непереносимый позор!
– Дорогой, а может быть это подойдет?
Велвор обернулся и посмотрел на свою Подругу-воровку. Она стояла рядом и протягивала к нему руку с изящным женским украшением. Тоненькие висюльки с продолговатыми розовыми бриллиантами свисали между длинных и сильных пальцев, словно подкрашенные кровью крупные капли воды сверкали и переливались разноцветными бликами в неверных лучах настенных светильников.
"Ах, дорогая-дорогая,- думал Велвор, щурясь от этого блеска.- Дорогая моя. Ты только что окончательно утратила мое доверие".
– Нет,- сказал он вслух.- Это не подойдет. Уж очень сильно блестит.
Подруга пристально взглянула в глаза Велвора и молча бросила украшение себе под ноги.
После этого он начал бродить по сокровищнице, тяжело переставляя ноги в мягких туфлях со слишком тонкой подошвой и утопая в золоте почти по колено. Иногда он переворачивал рукой небольшие шкатулки, ударом ноги опрокидывал тяжелые вазы и пристально всматривался в их содержимое. Ничего подходящего не находилось, все было вызывающе роскошным и эта роскошь никак не вязалась с ужасающей нищетой обворованных верхних.
Велвор уже хотел остановиться на двух позорных монетках. Он даже поднял их - две легонькие золотые монетки, и не глядя сунул их в кармашек жилетки, как вдруг его взгляд упал на тяжелый золотой кубок.
При взгляде на этот кубок у него сначала быстро-быстро забилось сердце, а потом его словно бы крепко зажали в тисках для изготовления воровских отмычек, и лоб покрылся крупными каплями пота. Да, сомнений быть не могло - это был именно тот кубок, над которым умер Велвор XXVII-ой, его предшественник, его благодетель, его названный воровской отец. Он узнал этот кубок по особому типу сложной резьбы на ручках и по изогнутой особым образом тяжелой ножке.
Всматриваясь сейчас в эту резьбу и в эту, так причудливо изогнутую неизвестным золотых дел мастером ножку кубка, Велвор вдруг очень отчетливо и во всех подробностях вспомнил ночь накануне гибели Велвора XXVII-ого. Этой ночью он вместе с другими Консортами обсуждал план заговора в одном из самых мрачных и дальних притонов Канализации. Они обсуждали детали заговора и пили вино, а на столе перед ними стоял вот этот самый кубок на своей тяжелой причудливо изогнутой ножке. Обсуждая детали, они по очереди приподымали кубок, пробовали его на вес. Кубок был тяжелым, и в самом начале обсуждения, когда вина была выпито еще слишком мало, этот кубок казался им достаточно тяжелым, чтобы убить старого Велвора. Но когда вина было выпито уже достаточно, он показался им слишком легким, и тогда тот - мерзавец, который и придумал весь этот заговор, предложил наполнить его золотом, чтобы добавить кубку убийственного веса. И они начали вынимать из своих бесчисленных карманов, кармашков и карманчиков различные золотые предметы и бросать их в темный зев кубка. Велвор отлично помнил, что сам он бросил тогда в этот ненасытный зев две пригоршни золотых монет, три тяжелых ожерелья и золотые карманные часы.
Часы.
Когда Велвор вспомнил эти часы, тиски для изготовления воровских отмычек разжались, их холодные стальные губки разошлись в стороны и его сердце сразу забилось в нормальном ритме. Он внезапно, неожиданно для себя самого и совершенно ясно понял - какая кукла идеально подойдет для сегодняшней праздничной ночи. Небольшие, но изящные золотые часы с откидной крышечкой, с не очень длинной и толстой золотой цепочкой, ручным подзаводом пружины сразу на четверо суток и семью мелодиями внутри. Да, он вспомнил сейчас - те часы имели ровно семь замечательных мелодий. У них внутри словно бы имелись крошечные золотые молоточки, которые эти мелодии отбивали - очень мелодично и трогательно. Но главное было даже не в этих семи мелодиях, а в том, что среди них имелась одна особенная - "Серенада Ночи". Эту мелодию знали и любили все воры Канализации, и во все времена она была для них неофициальным гимном. Редко какой вор или воровка, отправляясь на дело, ее не насвистывал, потому, что считалось - "Серенада Ночи" приносит ворам удачу, а все жители Канализации были ужасно суеверны.
Вспомнив все это, Велвор внутренне возликовал, он сразу понял - только что он нашел замечательную, идеальную куклу для сегодняшнего ритуального воровства. Даже если кому-нибудь из воров золотые часы и покажутся слишком роскошной вещицей, то когда они заиграют "Серенаду Ночи" это точно решит все дело. Такое удачное ритуальное воровство и такая замечательная мелодия склонят чашу весов в его пользу, ведь простые воры не только страшно суеверны, но и ужасно сентиментальны.
Оставался единственный важный вопрос - мог ли сегодня кто-нибудь из обворованных верхних иметь такие часы? А почему бы, в самом деле, и нет? Почему бы кому-нибудь из нынешних обворованных и не иметь таких часов? Ведь их так легко прятать. Размер вполне подходящий. Такие часы можно, например, прятать во рту, прямо за щекой, или под мышками, или еще где-нибудь. В таком месте, куда не полезет ни один вор (кроме Великого, конечно, кроме Великого, с мрачной усмешкой подумал Велвор). Одним словом, часы такого размера было очень легко спрятать во многих местах прямо на теле обворованного верхнего. Только бы эти замечательные часы до сих пор лежали там - в кубке.
Велвор очнулся от своих размышлений и, быстро переставляя ноги, начал взбираться на развал золотых монет - счастливый кубок стоял на самой его вершине. Взбираясь на вершину, он несколько раз оступился и один раз был вынужден опуститься на правое колено, потому, что золотая гора была слишком высокой и золотые монеты осыпались, оплывали ему навстречу, как осыпи мелких камней и уже приближаясь к кубку, он был вынужден помогать себе руками. Но, вот он, наконец, кубок стоит как ни в чем ни бывало - такой же как и в ту проклятую ночь заговора, массивный, с горой набитый украшениями и монетами, проклятый, но и желанный, и в нем, возможно, находится решение его сегодняшних проблем - небольшие золотые часы, чудесные часики, миленькие часишки с музыкальным секретом внутри.