Чайник
Шрифт:
– Зина Никлавна, - сказал он.
– Я хочу вам сказать несколько слов.
– Ну?
– Видите ли. Ну, вы сами понимаете: у вас комната двадцать метров и кухня - и у меня комната тридцать метров и телефон. Мы можем выменять отдельную квартирку, конечно с приплатой. У вас шкаф - и у меня шкаф.
И Петр Иванович, который стоял на подоконнике и слышал все это, чуть не умер со смеху: "Ну и дурак, боже мой, какой дурак. И как он смешно объясняется в любви: "У меня шкаф - и у вас шкаф".
Но они не слышали его смеха.
Зина сказала:
– Как вам не стыдно, Петухов. Ведь у меня же каких-нибудь шесть дней тому назад умер муж. Вы же сами должны понимать.
– Что вы сказали?
– спросил Петухов.
– У меня шесть дней тому назад умер муж.
– Как это он умер?
– усмехнулся Петухов.
– И как это мы не видели, как он умер? И где, спрашивается, его могилка? Уж очень незаметно он умер.
– Вы же сами знаете, не говорите... Замолчите. Прошу вас.
– Нет. Я не могу замолчать. Вчера я его видел, вашего покойника.
Тут Петр Иванович прислушался, удивленный и даже испуганный.
– Вчера я его видел, вашего покойника, в трамвае номер семь, возле Сенной, и с бабой. Да, с бабой. И он даже мне подмигнул, ваш покойничек. Адреса, правда, не сказал, хотя я его и спросил. А баба, что была с ним, спрашивала про вас, очень ли вы расстраивались. Так что не расстраивайтесь, Зина Никлавна. Вот что я вам хотел сказать. Не надо расстраиваться.
Зина упала в кресло и заплакала. А Петр Иванович, бессильный, на подоконнике закричал:
– Он врет! Он врет! Я здесь! Я здесь!
Но, разумеется, его никто не слушал, потому что его не было слышно.
Дальше все произошло как в страшном сне. Петухов принес свои вещи, самые необходимые. И Зина смотрела на это, словно так и должно быть. Потом Петухов стал бриться и, подняв Петра Ивановича, унес его на кухню и сам потом включил штепсель, чтобы вскипятить воды. И Петр Иванович смотрел с подоконника, как он брил свое длинное глупое лицо.
Вечером Петухов обнял Зину. И она обняла его. И Петухов начал целовать ее мелкими поцелуями и трогать, словно желая показать, что она, Зина, принадлежит ему, что он здесь хозяин.
И Петр Иванович старался не смотреть в их сторону, но он все слышал. И как было не слышать, когда все это происходило рядом с ним.
– Милый, - сказала Зина Петухову таким же голосом, каким она говорила это Петру Ивановичу.
И Петр Иванович думал: "Такого дурака, такого дурака... Неужели она полюбила его так скоро?"
Это было страшно: смотреть с подоконника, как жена обнимала другого, его жена, его Зина.
И Петр Иванович думал, желая успокоить себя: "А что, если бы я умер? Ведь она вышла бы за другого. Ведь для нее меня нет здесь, в комнате. И кроме того, Петухов обманул ее, сказав, что видел меня в трамвае. Она думает, что я бросил ее, и мстит мне. Да, она мстит. Она не может любить Петухова".
А Петухов, самодовольный, когда Зина уходила, примерял сорочки Петра Ивановича и его костюмы. Зина приходила и уносила Петра Ивановича на кухню и включала штепсель. А потом они сидели с Петуховым и пили чай.