Че?рные сердца: Ад
Шрифт:
Он настолько был поглощён этой идеей, что наплевал на проклятие, посланное ему вслед. Он готов был пожертвовать чем угодно, даже потерей бессмертия.
* * *
– Первое время тебе нужно будет слиться с толпой, нужно будет отыгрывать свою роль, как бы мерзко это ни звучало, иначе они тебя сразу заметят. Конечно, рано или поздно это и так произойдёт, однако к тому времени ты найдёшь единомышленников и уже будешь не одна.
Эклипсо молча слушала отца, поглаживая его по голове, лежащей на её коленях. Глотая слёзы, она всматривалась в
– Вместе вы сможете вырваться оттуда. Я знаю, что сможете. Иначе просто и быть не может.
Он посмотрел на небо и улыбнулся. В фиолетовом сиянии размеренно плыли белые облака, всевозможных, причудливых форм.
– Какое сегодня прекрасное небо, – сказал он. – Никогда такого не видел.
Затем снова взглянул на свою дочь и коснулся ладонью её щеки:
– Прощай, моя милая Эклипсо. Мой свет всегда будет озарять твой путь.
Не в силах больше сдерживать слёзы, ручьями хлынувшие из глаз, Эклипсо прижала его к себе. Долгое время она умоляла его остаться с ней ещё хоть немного, но её слова уже некому было услышать. Иллюзорный мир уходил вслед за своим создателем, растворяясь в пространстве и возвращая её в родной мир, никогда не являющийся таковым для неё.
* * *
Выйдя из здания отеля, она посмотрела на алое небо и улыбнулась зареву. На этот раз всё было иначе. Впервые за долгое время она наконец ощутила, что не одна в этом диком мире. Помня слова отца, она всегда хранила надежду, но с каждым днём это было всё труднее. И вот этот день настал. День, когда она впервые, по-настоящему увидела проблеск света в одном из этих жутких созданий.
«Значит отец был прав. Значит среди них и правда есть другие. Значит есть надежда», – подумала она, вдруг резко остановив свою руку. Задумавшись и забыв, что находится на виду, она едва не начала чертить в воздухе пентаграмму портала, запрещённую и недоступную для представителей её вида.
Тихо чертыхнувшись, она взмахнула рукой, останавливая проезжающее мимо такси.
Уткнувшись головой в прохладное стекло, Эклипсо наблюдала за крылатыми силуэтами за окном авто.
Она вспомнила о том, как вначале, безуспешно, пыталась найти общий язык со своими сородичами. Но они с самого детства были выращены в этих жутких храмах. Их детское, податливое сознание было изуродовано навсегда. В итоге она оставила попытки достучаться до своих сестёр, в какой-то момент почувствовав излишнюю подозрительность, исходящую от них.
Его номер сохранился в её телефоне, и она размышляла над подходящим способом ещё раз подобраться к нему, чтобы окончательно убедиться в своих догадках. Однако нужно было действовать осторожно, чтобы не вызвать подозрений. Ведь у неё просто не было права на ошибку. Не сейчас, когда она ещё совершенно одна, когда у неё ещё нет союзников. И всё же она почувствовала в нём что-то настоящее, что-то живое, что давало ей надежду.
Кроме знаний, оставленных её отцом, надежда – это едва ли не единственное, что заставляло её продолжать свой путь.
И куда бы он ни привёл её в итоге, она намерена была пройти его до конца.
Глава 3: Город
В некоторых местах города слышался детский плач. Этот звук шелестел на грани слышимости, и его мог бы заметить только гость, впервые посетивший это место. Местные жители давно уже привыкли к подобным вещам, и просто не воспринимали и не замечали этого. Не замечали они и многих других вещей, от которых у человека становились волосы дыбом. Если бы эти волосы существовали конечно же, ведь это первое, что обычно исчезает в пламени. А затем, вместе с горелым запахом собственной плоти, исчезает и надежда.
Говорят, душа бестелесна. Говорят, душа не зависит от материи, не имеет оков. Говорят, душа свободна.
Что ж, так говорят только те, кто ещё не попал сюда. В этом месте этой «свободной» душе предстоит сполна ощутить на себе все прелести бестелесного существования. Ведь потеряв тело, жившее ранее по законам материальной вселенной, душа перемещается в этот мир, в котором обнаруживает себя в оковах других законов.
Никакой свободы не существует. Даже здесь. Тем более, здесь. Даже для бестелесного духа.
Впрочем, здешним душам было чем заняться, и поэтому им просто некогда было размышлять о чём-то подобном. Трудно размышлять, когда твоё естество окутано постоянной, нескончаемой болью. Причём это была не какая-то банальная боль, к которой человек привык в своём мире. Это была душевная боль. Дикая, неумолимая, беспощадная и… нескончаемая.
Котёл тысячекратно приумножал эту боль.
Обида, утрата, упущенные возможности и несбывшиеся мечты, и ещё десятки других мыслительных конструкций – словно нити, пропитанные отчаянием, стягивали душу, извивающуюся в котле.
Эта душа испытывала постоянную жажду, но не могла утолить её.
Эта душа испытывала постоянное вожделение, но не могла удовлетворить его.
Эта душа испытывала ещё сотни всевозможных желаний, и была не в силах совладать с ними.
Она не способна была даже потерять сознание или лишится рассудка, чтобы забыться наконец в сладостном безумии.
Она могла лишь выть в агонии. Словно потерявшееся дитя, медленно пожираемое дикими зверями в тёмной чаще леса.
Жар котла вовсе не обжигал, но всё же приносил невыносимые страдания душе. Страдания, которые телу даже и не снились.
* * *
Борнас скармливал хрустящие угли ненасытному пламени, и с его лица не сползала улыбка на протяжении всего этого процесса. Раз за разом он хватал их голыми руками и бросал под котёл. Это доставляло ему невообразимое удовольствие, несравнимое ни с чем другим в его теперешней жизни. По крайней мере с тех пор, как он лишился своих крыльев, а вместе с ними и своего статуса.
Казалось бы, сущий пустяк, скорее даже случайность, но Судьи были непоколебимы. Как и всегда в таких случаях. Борнас помнил выражения их лиц, их ухмылки.