Чэч: Становление бродяги

Фатыхов Артур

— Копьё мне!

Голос полусотника прозвучал громко, но почти без эмоций. Свой меч он уже успел закрепить на внутренней стороне щита. Я сунул ему в руку своё.

— Назад, Чэч!

«Да что такое!» — мысленно возмутился после того, как сделал три шага назад. На освободившееся место тут же сунулся старик с шайтан-трубой на перевес. И тут же жахнул по двум набегающим волкам. Оба с разбегу и влетели в раскрывшуюся перед ними сеть. К ногам полусотника докатился лишь визжаще-рычащий дёргающийся свёрток. Иван пинком остановил его, да и оставил лежать, больше не обращая на него внимание. Агееч отбросил назад использованную трубу сетемёта и, сорвав с плеча вторую, тут снова жахнул по трём волкам,

всё же рискнувшим сигануть с края завала вниз. Удачно. Почти. Сеть накрыла только одного. А двое, словно обезумев, с ходу прыгнули на нас. Одного волка Иван принял на щит, а второй напоролся грудью на выставленное копьё. Под напором полусотник попятился назад, но я тут упёрся плечом ему в спину, позволяя восстановить равновесие. Да я в книжках читал, что второй ряд копейщиков, так удерживает первый в подобных случаях. Агееч тем временем, перехватив поудобнее уже пустую шайтан-трубу, с размаху ударил ею волка снизу в челюсть. Зверёныш взвизгнул, дёрнулся назад и слетел с лезвия. Но не ринулся в атаку снова, а поджав хвост, рванул в сторону валуна. Иван же ударил копьём в оставшегося. Попал, не попал — я не видел, потому что мой наставник снова заорал, отбросив назад пустой сетемёт:

— Трубу! Шакалы! Откуда?!

Сунув в протянутую руку, сорванный уже с моего плеча сетемёт и тут же приготовил четвёртый последний. Было ещё два, конечно, но они висели на спине полусотника, а как их быстро снять и при этом не ослабить защиту, я не представлял. Тут в свободное пространство между головами переднего ряда я увидел, как по склону несётся стая песчано-рыжих тварей размером поменьше волков. Так Агееч не ругался?! Но шакалы и волки в одной стае?

Хлопок. Раскрывшаяся сеть накрыла сразу трёх.

— Трубу!

Отдав её, я заорал, вытаскивая топор из петли на поясе:

— Последняя! Жахнешь и отходи назад!

И тут меня словно битой по затылку треснули. В прямом смысле, аж звёзды из глаз и калейдоскоп перед глазами. Застонал и качнулся назад Иван, но я рефлекторно качнулся вперёд, подперев его, и непослушными губами простонал:

— Стоять!

И тут же схватил за шкирку Агееча, чуть не рухнувшего ничком, и из последних сил потянул, привалив его к себе и Ивану.

— Стоять…

Завизжали, заскули шакалы, порождая новый фейерверк у меня перед глазами. Вой, запутавшихся в сети волков, заставил сжаться желудок, но блевать было нечем. Лишь противная горечь заполнила рот.

— Стоя…

И тут она снова появилась у меня перед глазами. Призрачная ушастая блондинка с перекошенным от злости лицом. Взмахнула своими тонкими, как ветки ивы, обнажёнными руками и всё пропало… Как веником смахнула. Погасли звёзды, рассыпался калейдоскоп, успокоенный желудок больше не пытался протиснуться сквозь горло и улёгся на место. Умолкли даже шакалы и волки.

«Кто ты, чудесница? Фея? Ангел или богиня?»

Но ушастая, не обращая на меня внимания, начала говорить. Мне даже показалось, что слышу её голос… Нет, показалось. Вот она замолчала. Снова взмахнула рукой и пропала. И снова завизжали, захныкали шакалы.

— Они убегают! Поджав хвосты!

— Мозгокрут! Точно мозги ссохлись, как я сразу не догадался-то!

— Кто это?

— Демон. Не высший, но уже не тварь. Он животных и разумных подчиняет своей воле, заставляет находиться рядом с собой, а потом пожирает по одному, когда проголодается. Этот или слабый совсем был или дикий, в смысле из глубокой пустоши, одних волков да шакалов подчинил. Вот и нас попытался, мы ему как малышне конфеты. Только что-то не вышло у него.

— Я, кажется, знаю, почему не вышло, — и рассказал про свою призрачную ушастую. — Раньше думал, что глюки на яву ловлю. Теперь не знаю.

— Хренасе… — только и проговорил ошарашенный полусотник.

—

Знаешь, парень, пусть лучше она тебе мозг сношает, чем какой-нибудь альцгеймер, — выдал Агееч.

— И что теперь нам с мозгокрутом делать? Найдём?

— Нет, Чэч. Мозгокрут — тварь трусливая. После того как твоя ушастая ему по мозгам дала да так, что контроль над шакалами потерял, он затаится. Уйдёт совсем или в округе крутиться будет, тут не скажу. Но рано нам ещё вот так в открытую с ним в драку лезть. Вот что, на хуторе наверняка связь с Яшкой есть. А он ко всем демонам неравнодушен. Думаю, и этому обрадуется. Но тянуть с этим нельзя. Сделаем так. Сейчас тварей добьём, чтобы опыта полной поварёшкой хлебнуть и ты, Чэч, как самый быстрый, беги на хутор. Пусть Якову срочно весть передают. Заодно у шамана спросишь, нужно ли им мясо волков. Это мы им брезгуем, а гоблины, может, и полюбляют. А мы пока их выпотрошим.

Глава 28

Эпилог

Первым меня, выбежавшего из ложбинки, заметил Миклуш. Как мне потом рассказывали, пацан, как нас проводил в рейд, так и остался стоять на стене, вглядываясь в долину. Хуторской малышне, принявшей по началу это за очередное развлечение, стояние на стене скоро наскучило. Но, как они не звали с собой нового приятеля, Миклуш остался на месте. Последними, кстати, ушли близняшки. А пацан ждал нашего возвращения — он же слово дал.

Увидев меня одного, да ещё бегущего в сторону хутора, Миклуш переполошился. Крикнув гоблинам о моём возвращении, он стремглав слетел со стены и бросился на сеновал. Не прошло и минуты, как он выскочил обратно и кубарем слетел по лестнице, но уже со взведённым арбалетом в руках. И помчался к воротам, где потребовал открыть калитку. Но кто послушается десятилетнего пацана? Тогда Миклуш достал из колчана стрелу и, положив её на арбалетное ложе, ледяным голосом пообещал, что засадит её в гоблинское лягушачье брюхо, а второго приласкает молнией. Он это может, у него и умение такое есть. И вот тут гоблины, хоть и были намного старше, реально испугались. То ли ледяного спокойствия обычно несвойственного детям, то ли бушующего в глазах мальчугана пламени безумия.

Калитку приоткрыли. Ужом прошмыгнув в щель, пацан отбежал чуть в сторону, чтобы не мешаться, если ворота откроются. И, встав на одно колено, изготовился к стрельбе, целясь куда-то за мою спину. Прикрывал. Опустил арбалет только тогда, когда услышал мой крик:

— Миклуш, всё хорошо! Всё живы! Иван с Агеечем остались там, добычу стерегут!

Убрав болт в колчан, он спустил тетиву и со всех ног бросился мне навстречу. Присев, я обнял мальчишку.

— Я… я… — уткнувшись мне в плечо, пацан стирал кулаком предательские слёзы. — Я…

— Всё, хорошо, Миклуш, всё хорошо.

Мальчишка, наконец, собрался с духом:

— Я нарушил твой приказ, бугор. Взял арбалет. Готов понести наказание.

Ох уж этот Иван со своей муштрой, делает из пацана ещё одного вояку. Но ни полусотнику, ни тем более Миклушу я о своих мыслях ничего не скажу.

— Ты молодец, Миклуш. Ты же не побаловаться хотел, а меня прикрыть. Поступил как настоящий бродяга! Как только в посёлок какой заедем, купим тебе широкий ремень с подсумками — заслужил.

— Правда?!

Много ли для счастья мальчишке надо? Немного смешно, но широкий ремень с большой бляхой и поясными сумками был отличительным знаком вольных бродяг. Мне его Агееч позволил надеть только тогда, когда Шрам изменил мой статус с «наёмного работяги» на «вольного бродягу».

— Держи, парень, теперь можно. Но помни, носишь ты его с авансом.

Вот так вот…

Встречали меня оба старика-главы хутора и все гоблины-мужики.

— Связь с Яковым есть у вас?

Чуть помедлив, Карл кивнул, подтверждая нашу догадку.