Чеченская марионетка, или Продажные твари
Шрифт:
Однажды в детстве приятель-абхаз пригласил Вадима на несколько дней в горное село, к своей бабушке. Лазая по горам с сельскими мальчишками, они наткнулись на ущелье, через которое была перекинута короткая кривая сосна, сбитая грозой. Ущелье было узким и очень глубоким. Далеко внизу между острыми камнями поблескивал хилый ручеек.
Лежа животами на краю, мальчики долго спорили, можно ли по этой сосне перейти на другую сторону.
– Если за тобой гонятся и хотят убить, тогда можно, – сказал кто-то.
– Можно и просто так, – легкомысленно заявил Вадим.
Он тут же пожалел о своих
Горные деревья, особенно те, что растут ближе к вершине, бывают однобокими – их много лет подряд клонит ветер и ветви вырастают густо только с одной стороны, а с другой ствол остается почти гладким. Сосна над ущельем лежала гладкой стороной вверх.
Вадиму тогда было десять лет. Балансируя руками, как канатоходец в цирке, он ступил на гладкий скользкий ствол. Голова закружилась. Он уже представил себе, как летит кубарем на острые камни, как горное эхо относит вдаль его последний крик и кровь из его разбитой головы сливается с ледяной водой ручейка на дне ущелья. Он взглянул на секунду вниз, и ему показалось, что вода в ручье уже стала красной.
Но назад пути не было. Над ним бы потом смеялись до старости. Он сделал еще шаг и сказал себе: «Никакой пропасти и никаких камней там, внизу, нет. Дерево лежит на мягкой траве, и мне совсем не страшно!»
Он прошел по стволу – сначала туда, потом обратно, улыбаясь, соскочил с вывороченных корней на землю. Только глубокой ночью, зарывшись лицом в подушку, тихо и сдавленно плакал, видя перед собой не восхищенные глаза абхазских мальчишек, а красную от крови воду ручья на дне ущелья.
...Машенька спала спокойно и крепко. Стараясь не разбудить ее, он осторожно провел ладонью по влажным волосам, коснулся губами худенького острого локотка. Не открывая глаз, она обняла его за шею и притянула к себе. Он тут же забыл и про кассету, и про чеченцев, и про полковника Константинова.
ГЛАВА 14
В ресторане «Парадиз», за тем же столиком, за которым сидели вчера доктор и Маша, сегодня обедали Елизавета Максимовна, Глеб Евгеньевич и Арсюша. Обслуживала их официантка Ларочка.
– Елизавета Максимовна, – ворковала она, раскладывая приборы, – вы потрясающе выглядите. Как вам это удается? Поделитесь секретом!
– Ларочка, я ем мало, а сплю много, – улыбнулась Белозерская, – вот и весь секрет.
– Все-таки у балерин какая-то особенная осанка и посадка головы... За версту видно, что балерина. Ни с кем не перепутаешь, – продолжала Лариса, – в этом, наверное, тоже какой-нибудь секрет?
– Конечно, – кивнула Лиза, – все дело в кнопке.
– В какой кнопке? – удивилась официантка.
– В обыкновенной. Канцелярской. Понимаете, Ларочка, когда ребенок начинает заниматься танцем, ему иногда приходится выправлять осанку. Лепят полоску лейкопластыря вдоль позвоночника, а под пластырь, между лопатками, вставляют канцелярскую кнопку. Чуть сгорбишься – кнопка впивается в спину. Очень больно.
– Да, – вздохнула Лариса, – хочешь стать красивой – страдай. Осанка у женщины – это главное. Вот вчера заглянул к нам один наш постоянный посетитель, старый холостяк, впервые пришел с дамой. Даже дамой назвать нельзя, так, пацанка, пигалица, лет восемнадцать. А осанка – королевская. Сама тощенькая, маленькая,
Арсюша не выдержал и презрительно фыркнул. Но промолчал. Лариса удивленно взглянула на него и продолжала:
– Так вот, он человек солидный, в городе известный. Ему сорок пять, жена от него сбежала лет десять назад. С тех пор он один как сыч, и вдруг такую себе завел пацанку! Я, конечно, человек без предрассудков, но она ему в дочери годится. Причем девчонка, судя по речи, москвичка. Скромненькая такая, наверняка из приличной семьи... Ой, простите, я заболталась. Ваше горячее уже готово! – И Ларочка убежала на кухню.
Тут Арсюшу прорвало:
– Мама! Глеб! Почему вы все это слушали?! Как ей не стыдно обсуждать людей! Она же сплетница! К ней приходят, садятся за столик, а она потом всем свистит: кто, да с кем, и зачем, и почему!
– Она обсуждает их, а ты теперь с нами – ее, – улыбнулась Белозерская, – получается замкнутый круг.
– Для нее самое интересное – наблюдать и делиться впечатлениями, – заступился полковник за Ларису, – она ведь не сказала ничего дурного. Тем более мы никогда того человека и ту девушку не увидим, и они не увидят нас. А вот ты судишь взрослых при первой возможности и, как я заметил, не без удовольствия. Да, сплетничать плохо. Но и судить других за это – не лучше. В принципе это одно и то же. Мама правильно сказала: замкнутый круг.
Арсюша надулся, больше не произнес ни слова, однако котлету по-киевски съел за милую душу.
Официантка Лариса Величко вовсе не была сплетницей. На самом деле она была человеком молчаливым и скрытным. Но никто этого не знал. Все считали Ларису болтушкой-хохотушкой, даже ее собственный муж любил повторять: «Ты, Лариска, десять раз ляпнешь что-нибудь и ни одного раза не подумаешь!» И Лариса виновато разводила руками: «Откуда я знаю, что думаю, пока не скажу это вслух? Ну, такая я – язык без костей. Что же теперь делать?»
Однако никогда она ничего не «ляпала», не подумав. Подобное легкомыслие могло стоить ей слишком дорого.
Двенадцать лет назад Лариса закончила профессионально-техническое училище пищевой промышленности. Она хотела стать поваром, а потом поступить в пищевой институт. После училища ее распределили в грязную общепитовскую столовку, где воняло несвежими хлебными котлетами и склизкими тряпками, посетители матерились, хлопали молоденькую раздатчицу по ягодицам и хватали за грудь. Большинство из них работали шоферами-дальнобойщиками, в выражениях и жестах стесняться эта публика не привыкла.
В пищевой институт Лариса не поступила – два года подряд недобирала баллы, поняла, нужен хороший, крепкий блат – слишком уж доходные места ждут выпускников института, плюнула, осталась работать в столовке. На иждивении у Ларисы были больная мать с пенсией по инвалидности и братишка четырнадцати лет. А общепит подкармливал, и неплохо – то маслом, то мясом. Вот на мясе Ларису и поймали. На говяжьей вырезке. Воровали в столовой все – от уборщиц до директора. Никто с пустыми сумками с работы не уходил. Но поймали именно Ларису.