Чеченская обойма
Шрифт:
Началась работа. Жаль, что в кромешной темноте не заснять ничего на нашу видеокамеру.
Краткие энергичные фразы.
— Третий этаж, третье окно справа — огонь!
— Сзади чисто! (Это чтобы под струю «РПГ» никто не подлез.)
Удар! Взрыв! Фиксирую попадание.
Фонарик-обманка засуетился, стал быстро перемешаться, но на опережение влетела граната. Точно о результатах ничего сказать нельзя, но суета в здании прекратилась.
Ухожу спать. Не прошло часа — спокойный доклад Полковника: «Тут «огородники» ходят, наблюдаю справа от пятиэтажки». Понятно: гости
Решил спрофилактировать. Бужу Носорога: «Поднимай «подствольников». Понимает с полуслова. Дневальный передает команду Оленю. Через 3–4 минуты 8 человек в полном снаряжении быстро идут к посту. Тьма кромешная. Цепляюсь за что-то ногой, шлепаюсь на землю, громко в тишине лязгает автомат. Почти как в анекдоте:
— Что там громыхает?
— Да автомат упал.
— А что так громко?
— Да он на командира ОМОНа надет.
Разбирает смех. Поднимаемся наверх — и веселье как рукой снимает. Начинается работа.
— Заряжай, прицел 300.
Не видать ни зги. Какие уж тут ориентиры. Полковник, молодец, сообразил:
— «Зеленка», угол пятиэтажки, ладонь правее.
Молодец: черный силуэт здания все-таки выделяется.
— Залпом, огонь!
Первый залп недружен. Старый стреляет вообще в сторону.
— Ты куда лупишь?
— А в меня оттуда стреляли…
Мститель, едрена шиш! Загибаю по матушке. Народ приходит в восторг — это большая редкость.
Второй и третий залп — как в кино. Но тут важна не красивость. Бьем прыгающими «ВОГами», и разрывы сразу накрывают солидную площадь.
Наутро соседи с серьезным видом утверждают, что работал «АГС» и что разрывы были и на территории комендатуры. Такова была скорость серийных разрывов и их звук в ночной тишине.
Отработав, сразу сматываемся, все уходим вниз. Достали или не достали противника, всегда есть возможность ответного удара. А позиция засвечена — дальше некуда.
Уходим в расположение. До утра — тишина.
В восемь часов подскочил, чуть не проспал в ГУОШ. Дневальный — Тулуп — подвел.
На совещании довели требование активнее налаживать контакты с местной милицией. Много инцидентов. Есть безобразия с той и с другой стороны.
Вернулся к 11 часам. Только подошел к своим, сообщают: на рынке какой-то конфликт, наших окружила толпа. Поднял взводы по тревоге, но дали отбой. Патруль вернулся, рассказывают: задержали двоих — один без документов, другой с какой-то липовой справкой. Только посадили в машину, как окружила толпа женщин-чеченок. Облепили машину, орут, хватают бойцов за руки, залезли в кузов и стали вытаскивать задержанных. Резерв не успевал на помощь, а ситуация критическая. Не будешь же стрелять в женщин или лупить их автоматом. Мужики их в готовности — в сторонке. Как много реверансов делают наши журналисты этому «гордому народу». Но как эта тактика живого щита из женщин укладывается в понятие гордости?
В общем, ребята отпустили этих двоих и вернулись на базу. И правильно сделали. В этой обстановке, когда нас травят и СМИ, и политиканы, лучше недогнуть, чем перегнуть.
Вообще, давление усиливается,
— А с чего это драпать-то? У нас сил хватит отбиться от любой банды.
— Ну мало ли что…
При таком настрое этот соратник может подвести в серьезный момент. Поговорили с командиром приморцев. Он тоже опасается массированной акции. Войска уходят, мы остаемся только со стрелковым вооружением, в явном меньшинстве по отношению к населению, ежедневно прибавляющемуся тысячами. Приморцев можно понять: потери друзей действуют на психику. Но настрой у них, кстати, очень серьезный. Нам деваться некуда, драться будем на беспощадку. Договорились о более интенсивной подготовке. Завтра съездим к морской пехоте, попросим «Мух», «Шмелей» и прочей полезной живности.
Новая комендатура тоже взялась всерьез. Завтра с утра будем уточнять систему обороны.
После 15 опять поехали в ГУОШ. Зам коменданта В.Ф.Т. уезжает. Замены пока нет, и он оставляет меня за себя. Прождали руководство до 18 часов, только около 18.30 поехали домой. Ехали на разукрашенном милицейском «уазике». Я с утра говорил В.Ф., что это — плохая машина для Грозного. Раз «уазик» — значит, начальство. Любой сознательный «дух» просто обязан в него стрельнуть.
Весь вечер не оставляло внутреннее напряжение. Когда ехали обратно, водитель-солдатик плелся за колонной со скоростью километров сорок в час. Стали проезжать бывший девятнадцатый блокпост, где раньше стояли приморцы. У этого поста нехорошая репутация. Я говорю водителю:
— Ну-ка, парень, давай пошустрей.
Тот газанул, выскочил слева от колонны, и тут же сзади — взрыв. Подствольник, ударили из частного сектора, средь бела дня. Думаю: не ошибся ли, — повернулся назад. Сзади сидел Пушной. Смотрю — улыбается, глаза блестят. В.Ф. спрашивает:
— Что это?
— Граната от подствольника.
— А где стреляли?
Володя смеется:
— А это в нас стреляли.
Если бы мы не рванули в этот момент, то как раз бы получили. Сразу стало легче: вот оно, то, что должно было случиться. 25 апреля нам всем надо будет отмечать ежегодно.
Перед обедом приехали Кокс и Бугор. Привезли билеты из Ростова домой на 16 мая. Молодцы. У народа настроение поднялось. Очень хвалят Шулубина. Не хватало 12 миллионов на билеты, так как цены поднялись, но А.Р. раскрутился за сутки, и наши получили взаймы в Ростовском УВД 13 лимонов, с запасом. Тут кое-кто поговаривал, что неизвестно, как УВД будет к нам относиться. Мол, выпихнули в Грозный, а когда отработаем, никому нужны не будем. Сейчас эти ворчуны прикусили языки. Очень греет то, что нас дома ждут и вспоминают теплыми словами. Кокс смеется: в Магадане в какой-то из газет интервью за его подписью. Спрашивает меня: «Твоя работа?» А когда бы я интервью раздавал, если у телефона вечно очередь и стараешься в 2–3 минуты уложить всю деловую информацию. Наверное, собрали все, что мы передавали домой, и опубликовали.