Чеченская рапсодия
Шрифт:
— Дарган, опомнись, — успел крикнуть хорунжий Черноус. — Может, Маланья еще живая!
В проеме двери показался Панкрат, за ним из горницы прибежал Захарка, и наконец между сыновьями в спальню протиснулась Софьюшка со шпагой в руках.
— Батяка, абреков надо брать в полон, — подался вперед Панкрат. — Нам Петрашку от чеченцев еще выручать.
— Не тронь их, батяка, — заблажил и Захарка. — У Мусы наш младший брат…
Но Дарган не слышал этих призывов,
— Дарган!.. — Софьюшка попыталась образумить мужа, она крепко пристукнула разутой ногой по полу. — Месье Д'Арган, шан зэ-ли-зэ…Мой муж, вы не правы!
Но Дарган и подоспевший к нему брат Савелий рубили и рубили, они опускали клинки с плеча, с тягучей сладостью, до тех пор, пока по стенам спальни не расползлась безжизненная масса рваной плоти, забрызгавшая все вокруг потоками крови. И не было силы, которая смогла бы остановить братьев от совершения возмездия, наконец-то настигшего непрошеных гостей.
Когда с абреками было покончено, Дарган вырвал из месива человеческих тел Маланью, положил ее на середину комнаты и заглянул в белое лицо, заляпанное темными сгустками. Оно было спокойным, лишь зрачки успели подернуться серой пленкой. Он подсунул под ее волосы подушку, валявшуюся на полу. Подбородок сестры вздернулся вверх, обнажив резаную рану на горле, из которой со сляканием вытолкнулся клубок загустевшей крови.
— Будто какую овцу, — ни к кому не обращаясь, обронил казак, не в силах унять бурное дыхание. — Словно перед ними не люди, а… животные.
Вокруг стояла напряженная тишина, лишь на подворье раздавались проклятья абреков, сложивших оружие, да резкие окрики охранявших их станичников. Из горницы в спальню со свечами в руках вошли девки, Аннушка с Марией, и сразу рванулись к матери, застывшей на одном месте. За их спинами мелькнула встревоженная Аленушка с ребенком на руках, за ее ночную рубашку держался старшенький Александр.
— Больше среди нас потерь никаких? — обозрев семью слепым взором, спросил Дарган.
— Все живы, батяка, вот только Маланью жалко, — ответил за всех Панкрат. — И ранения пустяковые, абреки не смогли нас одолеть.
— И не одолеют, — поднимаясь во весь рост, Дарган стянул губы в белую нитку. — Видать, чеченцы доселе не понимают, что зло порождает зло.
— Со злом нужно бороться добром, — почуяв неладное, Софьюшка сделала шаг навстречу мужу.
Но Дарган уже поворачивался к Черноусу, пытавшемуся затолкать шашку в ножны.
— Сколько разбойников, говоришь, вы взяли в полон?
— С пяток имеется, — откликнулся хорунжий. — А что ты надумал, Дарган?
— Увели бы вы их, от греха подальше.
— Куда вести, кругом гольная ночь. Утром в москальский штаб и доставим.
—
— А разбойники москальского приказу так и послушались, — ощерился Савелий и повторил: — Так они и послушались…
Дарган подошел к окну, посмотрел на темное небо, подсвеченное ущербным месяцем, на черные свечи раин и круглые черные же шары чинаровых крон. Седые щетины его усов вдруг вздернулись от дьявольской улыбки, перекосившей лицо.
— А ведь и правда зло порождает зло, — кинул он через плечо. — Да и куда тащить этих нелюдей, когда вокруг ночь непроглядная…
Он вспрыгнул на подоконник и пропал за стеной хаты. Через мгновение оттуда донеслись гортанные крики горцев и растерянные восклицания охранявших их казаков. Но в спальне никто не пошевелился, чтобы остановить ненужную бойню.
Лишь дедука Федул подтянул толстый живот к хребту и пробасил наподобие станичного уставщика:
— Совсем Дарган умом тронулся, постарел, чи шо! Ни своих не слушает, ни чужих не щадит.
Станица гудела встревоженным ульем. Еще не бывало такого, чтобы за короткое время бандиты дважды врывались в казачье поселение и пытались расправиться с семьей станичного сотника. Похороны Маланьи тоже прошли неспокойно. Несмотря на азиатский уклад жизни, казаки женщин не обижали и в обиду чужим не давали. До этих двух случаев, когда к Даргановым наведался Муса, а потом отряд горцев во главе с дагестанцами, стычки с немирными происходили обычно на кордонах или при засадах. Здесь же явно было совершено целенаправленное действие, говорящее о том, что о покое казакам надо забыть.
Станичники удвоили секреты, усилили боевое охранение населенного пункта. Поначалу Дарган не вылезал из камышей, надеясь подстрелить кровника Мусу, но того будто след простыл. Потом казак угомонился, лишь чаще обычного посещал кордон, старшим на котором был Панкрат. Душу его не прекращали терзать сомнения, потому что к обычной в этих местах кровной мести прибавилась охота за сокровищами, о которых он сам давно перестал думать.
Однажды сотник возвратился с база и с порога направился к Софьюшке, гремевшей в печке чугунками. Та обернулась к мужу встревоженной цесаркой.
— Что-нибудь случилось? — негромко спросила она.
Эта женщина никогда, даже в самых крайних случаях не повышала голоса, приучая к нездешней культуре своих детей.
— Я вот о чем подумал, — Дарган придвинул лавку, сел сам, усадил жену. — Казаки рассказали, что разбойники охотятся за бриллиантом французского короля и алмазным ожерельем, цены которым еще никто не назначил. Разве они находятся у нас?
— О бриллианте я впервые слышу, да и про ожерелье ничего не знаю, — Софьюшка пожала плечами и вскинула на мужа голубые глаза. — Прости, но сначала надо разобраться в том, откуда у бандитов появились такие сведения.