Чего боятся ангелы
Шрифт:
Но вместо того, чтобы удрать, парнишка остался на месте, его темные, неожиданно яркие глаза откровенно оценивали Себастьяна.
– Беглец, значит?
Себастьян застыл, не донеся кружки до рта.
– То есть?
Парнишка оказался старше, чем в первый момент показалось Себастьяну. Лет десять-двенадцать. Он явно был достаточно наблюдателен, чтобы заметить: заляпанный грязью плащ Себастьяна прекрасно сшит, причем из качественной ткани – или таковой она была несколько часов назад.
– Вы что наделали-то? Потеряли все бабки и бросились в бега, прежде чем вас
Маленькая костлявая ручонка ткнула в красноречивые темные пятна на груди Себастьяна.
– Не, думаю, вы кого-то замочили. Себастьян сделал большой глоток эля.
– Не дури.
– Ха. А с чего ж еще такому шикарному парню прятаться в дыре вроде «Черного оленя», а?
Из задней комнаты появилась девочка-подросток с худенькими плечиками и хвостиком прямых бесцветных волос, с подносом в руках. Она поставила перед Себастьяном на стол заказанный ужин. Виконт посмотрел на небольшой ломоть подозрительно белого хлеба, на тарелку непонятно какого мяса, щедро политого застывающим жиром, и аппетит у него стал пропадать.
– Вам надо убрать бумажник куда-нибудь подальше, с глаз долой, чтобы не достали, – сказал мальчишка, когда Себастьян уселся за стол. – Понимаете, а? Это ж прямое приглашение, у вас сюртук над ним так и оттопыривается. Вообще-то грешно соблазнять честных парней вроде меня на такие вот дела.
Себастьян поднял взгляд, застыв с вилкой на полпути ко рту.
– И когда это ты был честным парнем?
Парнишка громко рассмеялся.
– Нравитесь вы мне, – сказал он, стрельнув глазами на тарелку с едой, стоявшую перед Себастьяном. Лицо его передернулось от отчаянного голода, но он быстро справился со своими чувствами. – Вот что я вам скажу. У меня есть к вам предложение. Если согласитесь, я к вам наймусь, скажем, пенсов за десять в день. Покажу вам все здешние закоулки, я могу! Буду вашим главным доверенным слугой. Знатному джентльмену вроде вас нельзя без слуги.
– Верно. – Себастьян прожевал кусок, проглотил. – Но я очень странный джентльмен. И не люблю, когда мои слуги вымогают у меня деньги.
Парнишка фыркнул.
– Ну, если уж вы так настроены против меня… – сказал он с упреком и пошел прочь, волоча ноги.
– Постой.
Парнишка обернулся.
– Лови. – Себастьян бросил ему кусок хлеба, и тот ловко поймал его одной рукой. Себастьян хмыкнул. – Ловишь ты лучше, чем торгуешься. Ладно, столкуемся.
ГЛАВА 10
Кэт Болейн впервые повстречала Рэйчел Йорк на берегу Темзы снежной декабрьской ночью более трех лет назад. Рэйчел тогда исполнилось пятнадцать лет, она была трогательно юна и полна отчаяния. Кэт недавно минуло двадцать, но она уже несколько лет как вкусила славы лондонской сцены, и ее собственные тайны и мучительное прошлое тщательно скрывали роскошные драгоценности и искусные улыбки.
И в эту среду Кэт Болейн пришла именно к Темзе, чтобы бросить букет чайных роз с середины Лондонского моста и без слез наблюдать, как цветы расплываются в стороны и медленно уходят под черную воду
Над городом по-прежнему висели низкие облака, но с наступлением ночи дождь сменился тонким туманом. Когда Кэт была маленькой девочкой, она любила туман. Тогда она жила в Дублине, в беленом домике с видом на зеленые поля, обсаженные ореховыми деревьями и огромными дубами. Один из дубов, древнее прочих, имел огромные раскидистые ветви, опускавшиеся почти до земли. Еще до того как Кэт начала ходить в школу, отец научил ее забираться на это дерево.
Она всегда думала о нем как об отце, хотя он таковым и не был. Но другого отца она не знала, и иногда он подбивал ее делать такие вещи, которые пугали ее мать.
– Жизнь полна страшных вещей, – часто говаривал он. – И вся штука в том, чтобы не позволять страхам мешать тебе жить. Что бы ты ни делала, Кэтрин, никогда не живи наполовину.
Кэт пыталась говорить себе это и в тот страшный день, когда пришли английские солдаты. Тем утром туман был густ и полон едкого запаха гари. Она стояла в тусклом утреннем свете и повторяла отцовские слова снова и снова, пока солдаты выволакивали ее мать, отбивавшуюся и кричавшую, из их хорошенького белого домика. Они заставили девочку и ее отца смотреть на то, что они делали с ее матерью. А затем повесили и отца, и мать Кэт рядом, на ветке дуба на краю поля.
Эти события происходили в жизни другого человека. Женщина, которая твердой рукой вела фаэтон, запряженный парой лошадей, по залитым светом фонарей лондонским улицам, называла себя Кэт Болейн и считалась одной из знаменитейших актрис лондонской сцены. Бархатный плащ, согревавший ее промозглым вечером, был ярко-вишневый, а не дымчато-серый, и на шее ее сияла жемчужная нитка, а не черная траурная бархотка.
Но она по-прежнему ненавидела туман.
Остановившись перед городским домом месье Леона Пьерпонта, Кэт бросила поводья груму и легко спрыгнула с козел.
– Прогуляйте их, Джордж.
– Да, мисс.
Она остановилась перед лестницей, чтобы окинуть взглядом классический фасад, освещенный мягким светом мерцающих масляных фонарей. Как и все, что окружало Лео Пьерпонта, этот дом на Хаф-Мун-стрит был тщательно рассчитан на нужное впечатление – большой, но не слишком, элегантный, но с налетом увядающего великолепия, свойственного гордому представителю благородного сословия, вынужденному жить в изгнании. Когда человек живет жизнью, которая, по сути дела, одна большая ложь, внешнее впечатление – это все.
Она застала Лео Пьерпонта в обеденной зале. Он сидел за столом, сервированным на одну персону, среди тонкого фарфора, сверкающего серебра и искрящегося старого хрусталя. Это был стройный, хрупкого сложения мужчина, с которым годы, сколь бы тяжкими они ни были, обошлись благосклонно. Его лицо не портили морщины, светло-каштановые волосы почти не тронула седина. Кэт не знала, сколько ему в точности лет, но если принять, что Лео было почти тридцать, когда царство террора изгнало его из Парижа, ему должно было быть сейчас сильно за сорок.