Чего не хочет женщина (Сборник)
Шрифт:
– Ручку дайте! – попросил Клим, садясь за стол.
– Да, да, пожалуйста, самую лучшую, которой я записываю в книгу постояльцев!
Он чувствовал себя очень хорошо, несмотря на то что рука немного дрожала, а в голове шумело. Он вспомнил, как однажды увидел по телевизору президента России, который оставлял автограф в книге почетных гостей, и постарался произвести такой же царский наклон головы и так же размашисто и властно водить ручкой по бумаге.
– Меня зовут Лариса Ивановна, – подсказала администратор, шумно дыша Климу над ухом. – Можно просто Лариса… И еще какое-нибудь пожелание добавьте…
Клим на мгновение задумался
– Спасибо! – с чувством произнесла администратор, прижимая газету к груди. – Повешу в рамке на стену.
Клим хотел встать, но женщина положила перед ним небольшую стопку таких же газет.
– И еще, пожалуйста, – заискивающим голосом произнесла она. – Это подпишите Гоцаку Герману Петровичу. Это – Саньке… или Сашке. Это – подружке Вале…
Клим подписывал газеты с удовольствием, вот только с пожеланиями пришлось туго. Гоцаку он пожелал успехов в работе, Саньке – долголетия, а вот подружке Вальке, хоть убей, не знал чего пожелать.
– Напишите ей «счастливой старости», – мстительно щурясь, подсказала администратор.
Клим так и сделал.
– А что, она очень старая? – спросил он, передавая женщине газету.
– Не имеет значения, – отмахнулась та, не сводя глаз с Клима. – Я все наглядеться на вас не могу. Не каждый день к нам живые писатели приезжают. Вот чудно! И зарабатываете, наверное, прилично?
– Мне пора, – сказал Клим.
Ему было тяжело подниматься по лестнице. Наверное, давал о себе знать груз возросшего самомнения. Зайдя в номер, Клим надолго застрял у зеркала. Он рассматривал себя и гадал, похож он на настоящего писателя или не очень. Потом он выгреб из карманов деньги и пересчитал их. Столь внушительную сумму ему еще никогда не приходилось держать в руках. «А что, – подумал он, – не вернуться ли в институт и не сунуть ли эти деньги преподу, пусть подавится!»
Но мысли об институте вдруг навеяли на Клима непроглядную тоску. Он вспомнил общагу, конспекты, учебники и хроническую пустоту в карманах. Здесь было куда интереснее, и будущее казалось заманчивым, ослепляющим и непредсказуемым. Клим еще раз посмотрел на себя в зеркало, напустил на лоб челку и сел за работу. На этот раз ему предстояло преобразовать в рукопись обе стороны кассеты, что составляло девяносто минут непрекращающейся, местами совершенно бессмысленной болтовни, напоминающей митинг больных в психушке. В сюжетную канву гармонично вплелись новые герои – Отвертка, Башмак и Окурок. Клим пребывал в творческом экстазе до четырех часов утра, отвлекшись от работы всего дважды, когда позвонила Таня и пожелала ему спокойной ночи и когда у памятника снова материализовались его литературные герои и стали хором звать Клима опохмелиться.
Утром ему позвонил сам Иван Михалыч.
– Подготовил очередной кусок? – спросил он, даже не поздоровавшись.
Клима задело, что в интонации редактора угадывалось плохо скрытое пренебрежение, и особенно резануло слух слово «кусок».
– Куском называют прапорщика в армии, – ответил Клим, стараясь своим холодным тоном вызвать у редактора уважение к себе. – А я готовлю отрывки из романа.
Климу было интересно, как отреагирует на это Иван Михалыч, и с удовлетворением отметил, что после недолгой паузы редактор сменил тон.
– Ну, ладно, не обижайся, – примирительно сказал он. – Понимаешь, у нас тут запарка.
«Ого! – подумал Клим. – Мою книгу хотят издать!» Он опустил трубку, подпрыгнул до потолка и, подбоченившись, застыл у зеркала.
– Значить, так! – сказал он своему отражению. – Книгой меня уже не удивишь. У меня их столько, что на книжной полке не умещаются. Но так и быть. Я позволяю вам напечатать мое произведение. Но с одним условием: роман должен быть отпечатан на качественной туалетной бумаге, чтобы моим читателям было комфортно!
От этих слов ему самому вдруг стало неуютно, и Клим даже выглянул в гостиничный коридор, желая убедиться, что его никто не подслушивал.
В фойе Клим надолго увяз в пикете из обслуживающего персонала. Уборщицы, прачки, электрики и сантехники во главе с администраторшей преградили ему путь и стали наперебой задавать вопросы, касающиеся преимущественно личной жизни и сумм авторского вознаграждения. Клим с удовольствием принялся рассказывать о своих великих предках – писателях, художниках и графах, которые все как один померли на далекой чужбине в эмиграции; с этой темы плавно перешел на себя и подробно остановился на теории человеческих параллелей. Общение с читателями затянулось, и, когда пришло время раздавать автографы, в фойе неожиданно вошел Иван Михалыч.
– Господин Нелипов! – сказал он, как-то странно улыбаясь, будто съел что-то ужасно кислое. – Вас ждут!
– Увы, увы! – с сожалением сказал Клим своим поклонникам, отодвигая от себя пачку газет. – Как-нибудь в следующий раз.
По пути в редакцию Иван Михалыч отчитал гения, как мальчишку.
– Тебя уже второй час ждет человек, специально приехавший из области! Совесть иметь надо!
Человек из области оказался маленьким и подвижным лысым коротышкой. Гость расхаживал по кабинету, едва ли не по локти засунув руки в карманы широких брюк, и при этом поглядывал на Клима то правым глазом, то левым, но ни разу не взглянул обоими.
– Очень симпатичный молодой человек, – приговаривал коротышка таким тоном, будто слово «симпатичный» употреблялось им в крайне отрицательном значении. – Весьма симпатичный…
Обойдя Клима несколько раз по круговой орбите, коротышка наконец шагнул к нему и протянул короткую волосатую руку.
– Очень приятно, очень приятно, – скороговоркой произнес он и дальше стал шпарить без остановки, на одном дыхании: – Это очень выгодно для вас, надо подписать сейчас сразу все, смешно упускать такой шанс, мы все обставим лучшим образом, можно сказать, я вам просто так подарю пять тысяч рублей, и от вас больше ничего не требуется, только подписать договор, одна подпись, и все, это чистой воды формальность…
Клим не поспевал за ходом мысли гостя, но Иван Михалыч уже усадил его за стол и сунул ручку, отчаянно и часто подмаргивая. Коротышка придвинул Климу лист бумаги и, накрыв его большую часть растопыренной ладонью, ткнул коротким толстым пальцем в нижнюю строку.
– Вот здесь распишись, и я сразу, сразу даю пять тысяч рублей! Давай, давай, быстрее!
– Подписывай, не робей, – с другой стороны наседал Иван Михалыч.
Клим прицелился аккурат под толстый палец гостя и расписался.