Чего стоит Париж?
Шрифт:
Я молча кивнул. Разобиженный де Батц поднялся, ворча себе под нос что-то нелицеприятное по поводу Парижа, Богоматери, священников в целом и лично брата Адриэна. Напялив свою нелепую извозчичью куртку, он собрался было уже идти, но, вспомнив, что шпага по-прежнему украшает его бедро, стал, все так же тихо ругаясь, отстегивать перевязь.
– Нынче сразу после вечерни, господа, я жду вас у церкви Святого Бенедикта. Спрячьте девушку и потрудитесь прийти без оружия. Во всяком случае, сделайте так, чтобы его не было видно. Остальное – моя забота. А сейчас отдыхайте, мессир, и вы, сударыня. Да вот еще что, мадемуазель, не горюйте о том, что судьба привела вас в эту юдоль печали, ибо чистота души возликует и в поруганном теле. Уповайте на милость Господню, ибо она безмерна.
Состроив благостную физиономию, святой отец
– До встречи, дети мои! – Кинул он через плечо у самой Двери. – Мне еще необходимо сделать кое-какие распоряжения. Запомните: после вечерни у церкви Святого Бенедикта.
Святой отец удалился, оставив нас с Конфьянс отдыхать перед следующим этапом побега из столицы. Сон был сейчас весьма кстати, но мне отчего-то не спалось. Слушая мерное дыхание девушки, я лежал, закинув руки за голову, размышляя об обещании, данном мной через де Бушажа Екатерине Медичи. Для меня было абсолютно ясным, что смерть короля Карла не могла быть делом моих рук. Я просто физически был не в состоянии самостоятельно вылезти из-под обломков колонны, а уж тем более обнажить кинжал и ударить им в грудь христианнейшего монарха. А то, что он меня пытался вытащить из развалин, я помнил уже наверняка. Но все же кому-то понадобилось убить Его Величество и взвалить на меня вину за его смерть! Очень мило, Сакр Дье!
Могла ли это быть сама Екатерина? То, что она не слишком любила Карла за его буйный нрав, неуправляемость и заигрывание с гугенотами, – это общеизвестно. Общеизвестно также, что Паучиха души не чает в принце, вернее, уже без пяти минут короле Генрихе. И что она издавна желала корону Франции для Анжуйца. Могла ли Екатерина ускорить гибель одного своего сына, чтобы отдать власть другому? В принципе – могла. Уговаривая себя, что Карл смертельно болен и жизнь готовит ему лишь боль и страдания, что смерть Карла – это искупительная жертва, благодаря которой можно будет восстановить мир в королевстве… Могла, но, вероятнее всего, не делала этого. К чему вкладывать кинжал в руки убийцы, когда к твоим услугам такой мастер в изготовлении ядов, как Козимо Руджиери?
Могла ли это быть импровизация кого-либо из приближенных Екатерины, решившего одним махом избавиться от двух королей? Вряд ли. Черная Вдова никого не посвящает в свои замыслы, даже своего любимца Генриха Анжуйского. А ее многоходовые интриги не допускают самодеятельности подручных. За годы своего фактического правления королева уже приучила к такому порядку дел весь двор. Так что если предположить, что Карла должны были убить по ее приказу, смерть эта была бы тихой и безболезненной. Вероятнее всего, во сне.
А вдруг убийцей короля был один из людей гвардии Анжуйца? Возможно такое? Вполне. Генрих терпеть не мог своего брата за то, что тот требовал от него оставить в покое жену принца Кондэ, за гугенотскую любовницу его самого, за дружбу со своим извечным врагом Колиньи. Да хотя бы и за то, что Карл был старше!
Мог ли Анжуйский поручить своим людям убить короля? Вполне. И люди такие у него имелись. Скажем, тот же Луи де Беранже, сьер дю Гуа. Этот – из людей той породы, которым все равно, чью кровь проливать. Было бы для чего.
Коронель [21] дю Гуа. Я отчего-то очень явственно вспомнил: холодный, презрительный взгляд, которым он одарил меня перед уходом из Лувра. Да, точно! Он был в Лувре, был за несколько секунд перед взрывом. Стоял рядом со своим господином. Потом они вместе начали спускаться в подземный ход. Мог он вернуться, вытащить из ножен мой кинжал и ударить им в грудь короля? Мог! Да и ударить мог своим, а мой уже потом всунуть в рану. Что мешало ему подняться вверх после взрыва и нанести предательский удар? Что мешало? Что? Тяжело сказать. Во-первых, неизвестно, возможно ли было пользоваться подземным ходом после взрыва. Во-вторых, если предположить, что вход не был завален, в него должна была ринуться толпа ополоумевших придворных. Против такого течения идти невозможно. Значит, либо убийца после взрыва все еще был наверху, ожидая, когда останется один на один с жертвой, либо он появился позже. Мог ли дю Гуа подняться вверх по лестнице полной народа? Вряд ли. Но почему именно он? Быть может, это был один из гвардейцев принца, из его фаворитов. В той толчее я мог просто не обратить внимание на них. Вероятно, драбанты Анжуйца тоже находились в этот час в Лувре. Не все же грабили ювелирные лавки! Одно можно сказать точно – смерть брата не вызвала у Генриха сильных эмоции и траур по нему не мешает наследнику трона крутить шашни с принцессой Кондэ.
21
Коронель – полковник
Поговаривают, что он затеял «крестовый поход» на Ла-Рошель, чтобы развлечь даму сердца. Недурственный шаг! С одной стороны, можно попробовать оставить принцессу молодой вдовой, с другой – подновить военную славу Жарнака и Монконтура, не особенно втягиваясь в боевые действия. Сейчас сентябрь. Вскоре коронация. Если поход начнется в эти дни, то в ноябре его уже необходимо будет закончить. Так что война – не война, а так, воинские игрища. Письмо Папе в Рим с верноподданническим прошением расторгнуть брак между гугенотом Кондэ и католичкой Марией Клевской, между двоюродными братом и сестрой, и, наконец, между пассией христианнейшего короля Франции и его отчаянным врагом за это время дойдет до Рима. И его святейшество воочию сможет, убедиться, что молодой король – истинный ревнитель веры, а следовательно, заслужил тот маленький подарок, о котором просит. Дальше – жизнь, залитая солнечным светом и благоухающая розами и лилиями.
Единственная помеха – брат Карл. Один удар – и помехи нет. Мог ли Анжуец убить короля? Мог. Во всяком случае, был заинтересован в этой смерти. Но убивал ли? Не факт.
Вот, к примеру, еще одна кандидатура на роль цареубийцы – Генрих де Гиз. Размах его действий вполне под стать подобной затее. Взрыв Лувра – лучшее тому доказательство! Если я и Карл выходим из игры, Франсуа Алансонский отправляется в Речь Посполитую, новый король оказывается лицом к лицу с Гизом. И не только с Гизом, но и с его католической Лигой. Вот, кстати, причина для Анжуйца повременить с убийством брата. Пусть уж лучше Карл IX разбирается с самозваным Каролингом и любимцем толпы. Моя голова Анжуйцу выгодна в комплекте с телом. Воевать одновременно и с Лигой, и с гугенотами – дело весьма хлопотное и, что немаловажно, дорогостоящее. С кем-то надо договариваться. Вероятнее всего, с гугенотами. Они не рвутся на престол. А после смерти Колиньи и Карлу, и его брату выгоднее вести переговоры со мной, а не с кузеном Кондэ. Анжуйцу так уж точно.
Но это с точки зрения логики. То есть, по меркам французского двора, – абсолютное ничто. Кураж, эмоция, порыв вот это по-французски, а логика… Одна мадам Екатерина при дворе, поди, и знает, что означает сие слово. На своего любимца она влияет, спору нет, но его прихлебатели вполне могли порадовать своего сюзерена таким вот милым сюрпризом. А могли ведь и промолчать?! Нет. Вряд ли. Придворный существо публичное, для него одобрение господина – заветная цель в жизни! Устранение с доски и черного, и белого короля – не просто убийство, не месть. Это Подвиг во имя нового государя! Стало быть, придворный не промолчал бы. Впрочем, дю Гуа мог и поскромничать. Этот молодец из особого теста.
Так кто же? Лазутчик Гиза, затесавшийся в толпу испуганных царедворцев, или все же вернувшийся Луи де Беранже? Кто? Быть может, есть еще кто-то третий, кого я не знаю. Может! Черт возьми, может! И без того, чтобы вернуться ко двору, с этим не разобраться. Возможно ли это? Наверняка да. Но как?! Необходимо искать союзника. Сильного союзника. Сакр Дье!
Мысли мои начали путаться, и, сам того не желая, я заснул сном праведника, давая голове отдых от всех наших вчерашних приключений.
Сон мой был нарушен бесцеремонным вмешательством Жозефины. Впрочем, весьма кстати. В голове опять творился какой-то кавардак. Невесть откуда, из каких-то темных тайников мозга вылезали то образы мифических чудовищ вроде говорящего каменного дэва, то лица людей, несомненно, знакомых, но словно не в этой жизни. Я мучительно пытался вспомнить их имена. Иногда казалось, что вот-вот – и эта приоткрывающаяся дверца в иные миры распахнется, возвращая мне нечто весьма ценное. Но узенькая щелка, сквозь которую виднелись иные, близкие и все же такие далекие жизни, становилась все уже, пока не исчезала вовсе, оставляя меня один на один с кромешным мраком.