Чехия. Биография Праги
Шрифт:
Переломными стали 1912–1913 годы: у Гашека родился сын Рихард, он разошелся с женой (не оформив, впрочем, официально развод), и именно тогда на свет появились «Бравый солдат Швейк и другие удивительные истории» (до создания великого романа еще далеко, но персонаж в общих чертах уже намечен) и еще два сборника рассказов. К 1915 году, когда Гашека призвали в армию, он успел опубликовать сотни (возможно, даже около тысячи) рассказов, фельетонов, очерков.
Он был определен в 91-й пехотный полк, за симуляцию ревматизма признан дезертиром, и отбыл на фронт в арестантском вагоне. Одиссея Швейка во многом повторяет происходившее с самим Гашеком, но даже ради получения столь богатых впечатлений, какими его одарила австрийская армия, он воевать не пожелал и сдался в плен русским. Попал в лагерь для военнопленных под Киевом, затем был переведен в Самарскую губернию. Гашек переболел тифом, а поправившись, вступил в Чехословацкий легион и впоследствии изрядно для него потрудился, агитируя пленных чехов и словаков. Тогда же он начал печатать в русских газетах фельетоны, признанные издевательскими как австрийскими властями, так и крупнейшей эмигрантской организацией — Чехословацким национальным советом в Париже. В 1917 году Гашек порвал с легионом, стал членом партии большевиков и, в порядке партийного задания, отправился в Самару, чтобы агитировать легионеров за революцию и призывать их вступать в Красную армию. Но большая часть соотечественников Гашека на это не поддалась. Сейчас мы не будем останавливаться на этом подробно, история о так называемых «белочехах» у нас еще впереди.
Словом, Гашек всем насолил — и австрийцам, и чешской эмиграции, и легионерам. Все дружно признали его ренегатом, изменником Австро-Венгерской империи, а затем предателем чешского народа, но это его нисколько не смутило. Гашек вполне искренне разделял коммунистические убеждения, был хорошим оратором и даже (что, конечно, его совсем не украшает) участвовал в карательных акциях большевиков. Этот смелый и образованный человек очутился в нужное время в нужном месте, вполне отвечавшем его склонностям и нраву — в революционной России. Гашека назначают комендантом Бугульмы (от души советуем вам почитать сборник его уморительных рассказов «Как я был комендантом Бугульмы»), затем он издает газету в Уфе, двигается дальше на восток — в Омск, Красноярск и Иркутск, женится на Александре Львовой, снова издает газеты: на русском, немецком, венгерском и даже бурятском языках; он покупает дом в Иркутске и вроде бы готов остаться здесь (на время или, возможно, навсегда). Но Гражданская война закончилась, и коммунистам-чехам предписано ехать на родину и раздувать там пожар мировой революции. Так что в конце 1920 года Ярослав Гашек с русской супругой вернулся в Прагу, где выяснилось, что он — двоеженец: ведь развод с первой супругой так и не был оформлен официально. И хотя обвинение было вскоре снято, в городе поднялся изрядный шум. Гашека давно считали переселившимся в лучший мир: если верить слухам, доходившим в Прагу, его трижды повесили, дважды расстреляли, один раз четвертовали и еще один раз зарезали в пьяной драке.
Революция и светлое коммунистическое завтра чехов не прельстили, и Гашек быстро покончил с трудами на благо партии. Денег не было, здоровье его сильно пошатнулось, чему способствовали перенесенный тиф и тяга к спиртному, и единственным средством к существованию являлись скудные авансы от издателей. Летом 1921 года Гашек с женой перебираются в городок Липнице. Там он продолжил работать над «Похождениями бравого солдата Швейка»; его доходы к тому времени несколько выросли, зато здоровье еще сильнее ухудшилось. Однако Гашек не унывает, заводит новые знакомства, бродит по окрестностям и, чтобы работа двигалась быстрее, нанимает секретаря, который пишет под его диктовку. Но закончить роман ему все-таки не удалось: 3 января 1923 года Ярослав Гашек сообщил жене, что Швейк умирает, и скончался на сороковом году жизни.
Его похоронили в Липнице, и на могиле был воздвигнут памятник в виде раскрытой каменной книги, на которой высечены имена Гашека и его героя. Они как бы едины — в жизни, в смерти и в своей посмертной славе.
Если Алоис Ирасек — чешский Сенкевич и Вальтер Скотт, то Гашек, несомненно, чешский Марк Твен. Чтобы яснее представить масштаб его таланта, приведем такой пример. Когда Михаил Ахманов был молодым, его друзья, студенты физического факультета, забавлялись такой игрой: какие пять книг ты взял бы с собой в экспедицию на Марс (или, если угодно, на необитаемый остров)? Список выглядел так: на первом месте — «Дон Кихот», на втором — «Швейк», на третьем — «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», на четвертом — «Три мушкетера», а пятое делили «Гулливер» и «Робинзон Крузо». Показательно, что юные физики отдали предпочтение произведениям трагикомическим (за исключением, пожалуй, «Трех мушкетеров»). Ведь именно трагикомедия, в которой соединяется, казалось бы, несовместимое, особенно ярко являет нам величие человеческого духа, и работать в этом жанре могут только очень крупные писатели. И сколько раз в результате их трудов язык обогащался новыми словами: «робинзонада», «донкихотство», «кафкианство», «швейкизм».
Есть такое понятие: «писатель одного романа». Как правило, это автор, сотворивший одну-единственную, но великую книгу, либо такую, которая стала вершиной его творчества, превосходящей все прочие его труды. Даже исключительно плодовитый Дюма — для нас прежде всего автор «Трех мушкетеров». Что до Гашека, то он не только попал в почетную категорию «писателей одного романа»; невероятно сильна его идентификация с героем. В принципе нет разницы, кому ставить памятник, Гашеку или Швейку: то и другое — Гашек. Кстати, таких памятников в мире много, и в Петербурге, у метро «Купчино», где живет один из авторов этой книги, тоже стоит бронзовый Швейк. А вот в Праге изваяний Швейка нет, а памятник Ярославу Гашеку был воздвигнут лишь в 2005 году. Видимо, Гашека, отличавшегося при жизни непоседливым озорным нравом, никак не удавалось вытесать в граните или отлить в металле…
Таковы два знаменитых пражских писателя — тихий, замкнутый, неуверенный в себе анахорет Кафка и отчаянный, хулиганистый, склонный к буффонаде и авантюрам Гашек. Все у них разное: язык, подход к творчеству, жизненное кредо, и их легко представить по разные стороны баррикад, ибо Гашек часто был с теми, кто громил и буйствовал, а Кафка — с теми, кто боялся и прятался. Но Прага помирила и уравняла их, признав, что оба ее сына, тихоня и буян, — великие творцы. И мир согласился с этим мудрым вердиктом.
Временами Прага была настолько щедра, что взращивала сразу двух талантливых братьев. Мы имеем в виду Йозефа (1887–1945) и Карела (1890–1938) Чапеков. Так уж получилось, что младший, Карел, известен россиянам гораздо лучше, хотя Йозеф тоже был исключительно одаренной личностью и снискал известность как эссеист, художник, график, фотограф и иллюстратор книг. Он покровительствовал и всячески помогал Карелу, имевшему слабое здоровье, пережил его на семь лет и погиб от тифа в немецком концлагере, в самом конце войны. Йозеф являлся человеком прогрессивных убеждений, противником фашизма, так что его арестовали почти сразу после оккупации Чехословакии нацистами. Именно он, кстати, придумал слово «робот», которое впервые упоминается в пьесе Карела Чапека «R.U.R.» («Универсальные роботы Россума», 1920 год).
Отец братьев Чапеков был врачом, специалистом по курортному лечению. В семье был еще третий ребенок, средняя сестра Елена. В 1907 году Чапеки переселились в Прагу, где Карел, окончив гимназию, поступил на философский факультет университета. Отметим, что склонность к философии, к осмыслению и анализу необычных ситуаций, заметна во многих его пьесах и романах; в этом отношении он может считаться предтечей другого крупнейшего фантаста и философа — Станислава Лема.
Свое образование Карел Чапек продолжил в Берлине, затем вместе с братом Йозефом уехал в Париж, вернулся в Прагу в 1911 году, а в 1915-м, завершив обучение в Карловом университете, получил диплом доктора философии. Уже шла Первая мировая война, но в армию из-за слабого здоровья его не призвали. Он стал работать журналистом: сначала в «Национальной газете», а затем с 1921 года и до конца своих дней трудился политическим и культурным обозревателем в «Народной газете», одновременно занимаясь литературным творчеством. В начале двадцатых годов Чапек сочинял пьесы для театра «На Виноградах», где познакомился со своей будущей супругой, актрисой и писательницей Ольгой Шайнпфлюговой.
Пьеса «R.U.R» явилась одним из первых его драматических произведений, и впоследствии Чапек рассказывал, как было придумано слово «робот». Его брат Йозеф рисовал, когда Карел принялся рассуждать вслух о своих трудностях: он никак не мог придумать подходящий термин для обозначения «искусственного человека», продукта корпорации Россума. Йозеф, который в этот момент держал во рту одну кисть, а другой раскрашивал рисунок, отвечал невнятным ворчанием, не проявляя должного сочувствия к творческим мукам брата.
— Я думал назвать этих существ «лаборами» [7] , — произнес Карел, — но это слово мне как-то не нравится, слишком оно книжное.
— Ну, так назови их роботами, — буркнул Йозеф, продолжая трудиться над рисунком.
Так родилось новое слово, вошедшее вскоре во все языки мира.
О литераторе Кареле Чапеке, одном из крупнейших писателей XX века, авторе романов и пьес, рассказов и сказок, статей и фельетонов, написано очень много. Мы же хотим сейчас поговорить о его личной жизни. Он был очень робок с женщинами, в чем виновата ревность его матери Божены, оберегавшей «слабого здоровьем сынка» от всяких хищниц вроде актрисы Ольги Шайнпфлюговой. Ольга вела веселую жизнь, за словом в карман не лезла и говорила с таким напором, что мало кто мог ее остановить. Карел оказался между двух огней: его мать и возлюбленная друг друга просто не выносили. Когда он сообщил, что хочет отправиться с Ольгой на горный курорт в Крконошах, мать устроила сцену: кричала, что интимная связь с женщиной разрушит его хрупкое здоровье, и отпустила Карела лишь при условии, что с парочкой поедет сестра Елена, в качестве стража благопристойности. Но Елена оказалась плохой дуэньей — после романтического отдыха в горах Ольга вернулась беременной. От кого, не очень ясно, и после долгих разбирательств Карел все-таки настоял на аборте: возможно, он был уверен, что ребенок не от него. Отношения с Ольгой осложнились; она была женщиной темпераментной и считала, что Карел никогда не переступит через матушкину тень и не преодолеет внушенный ему страх перед браком, который, по уверению авторитарной родительницы, непременно закончится для ее бедного сына параличом или чем-нибудь еще похуже. Возлюбленные расстались, но Ольга столь тяжело переносила разрыв, что даже предприняла попытку самоубийства. В 1924 году мать Чапека умерла, и он вернулся к Ольге с предложением, от которого было нельзя отказаться: «Будем вместе, а любовников бери, сколько хочешь». Так оно и получилось: любовники менялись, словно в калейдоскопе, но Карелу они как будто не мешали, и возражал он только против Яна Масарика, сына президента. Надо думать, по той причине, что с 1922 года Чапек был близок к Томашу Масарику, глубоко его уважал и разделял его убеждения; в такой ситуации потворствовать шалостям президентского сынка было не комильфо.
7
От лат. «labor» — «труд».