Чекисты рассказывают. Книга 4-я
Шрифт:
— Не шпик, не волнуйтесь, — сказал Гай уже спокойно. — Просто я надеялся услышать, что вы все-таки не Манинг.
— Это почему же я должен быть не Манинг?
— Ведь вы плавали на «Пестрой корове»…
— Ходил, — снова поправил хозяин, страдальчески поморщившись.
— И вы спаслись один из всей команды?
— К сожалению…
— И «Пестрая корова» пошла ко дну после столкновения с немцем?
— Да.
— И в память об этом вы открыли кабак для немцев?
Манинг
— У каждого своя реклама, — сказал он жестко. — А теперь, молодой человек, пришла моя очередь задавать дурацкие вопросы. Кто вы такой? Почему вы приходите в чужое заведение и учиняете допрос? Кто дал вам право пытать честного человека?
— Меня зовут ван Эгмонт.
Седые брови Манинга сошлись на переносице. Такого ответа он не ожидал.
— Вы сын капитана ван Эгмонта? Вы Гай?!
— Да. Показать паспорт?
Но Манинг, сделавшись вдруг еще краснее прежнего, повернулся к полуоткрытой двери на кухню и заорал так, словно его резали:
— Вильма-а-а!
Ему откликнулся тоненький девичий голосок:
— Что-о-о?
— Иди сюда!
Из двери вышла маленькая белокурая девушка с голубыми глазами.
— Обслуживай гостей, — приказал Манинг. — Я ушел в банк. — Он поглядел на Гая, кивнул на дверь: — Идемте, прошу вас.
Гай тоже не ожидал такого поворота беседы, но, не раздумывая, слез с табурета, взял чемодан и последовал за хозяином, уже громыхавшим по длинному узкому коридорчику. Он с некоторым удивлением обнаружил, что вместо левой ноги у Манинга была деревяшка, стесанная от колена книзу на конус, с резиновым набалдашником на конце, простая деревяшка, даже не крашенная. Мелькнула мысль о пиратских историях, читанных в далеком детстве…
Манинг толкнул последнюю дверь и пропустил Гая. Вероятно, это была комната, где хозяин отдыхал, устав от посетителей, а может, он здесь жил. Широкий диван был застелен грубым ворсистым пледом, перед диваном стоял старинный неподъемный стол, у стола — два таких же неподъемных кресла с прямыми высокими спинками. Над диваном стену украшал пробковый спасательный круг с надписью «Пестрая корова».
— Садись! — сказал Манинг, хлопнув ладонью по спинке кресла, а сам, крутанувшись на деревяшке с неожиданной для своей комплекции ловкостью, метнулся обратно к двери и снова заорал: — Вильма-а-а!
Вильма явилась незамедлительно.
— Принеси нам бутылку джина.
Она убежала. Манинг сел на диван, упер руки в колени, широко расставив локти, и посмотрел в глаза Гаю:
— Где же ты пропадал, парень?
Гай сунул руку во внутренний карман пиджака.
— Извини, я по-свойски, — продолжал, не оправдываясь, а просто объясняя, краснолицый Микаэл Манинг. — Мы и с твоим отцом были на «ты»… Он звал меня Мик… Можешь звать так же…
Гай вертел в пальцах пулю, желто-серую, с чуть сплющенной закругленной головкой. Повертел, поставил ее на стол.
— Это что? — сбившись и переведя дыхание, довольно наивно спросил Манинг.
— Пуля. — Гай криво усмехнулся.
— Какая пуля? При чем здесь пуля?
— Фашистская пуля.
— Зачем ты ее таскаешь в кармане? — продолжал недоумевать Манинг.
— Чтобы не таскать вот здесь. — Гай дернул левым плечом, ощутив тихую боль.
— Где получил?
— В Испании.
— Ты был в Испании? — раздельно произнеся по слогам, изумился Манинг.
Гай убрал пулю в карман и сказал с издевкой:
— Вполне возможно, стрелял в меня один из ваших клиентов. Вроде тех, что кутят там сейчас.
— О-о-о! — Манинг воздел руки горе и не то застонал, не то зарычал.
Тут вошла Вильма, поставила на стол бутылку и две рюмки. Вероятно, только ее появление не дало Микаэлу Манингу произнести, а Гаю услышать те страшные проклятия, что знакомы лишь морякам. Она вышла, а Манинг сказал угрюмо:
— Эх, сынок, не надо обижать человека, если ты его плохо знаешь…
Гай почувствовал себя неловко. Похоже было, он и впрямь сказал несправедливые слова.
— Я не хотел вас обидеть… Простите…
Хозяин налил ему и себе, опрокинул свою рюмку в рот, посидел с закрытыми глазами, тихо покачивая головой. Гаю показалось, что он сейчас заплачет.
— Все правильно, — с горечью заговорил Манинг, глядя в пустую рюмку. — Сначала фашистская сволочь топит старого марсофлота и отгрызает ему ногу, а потом этот марсофлот открывает питейное заведение для фашистов и рассыпается перед ними, как грошовая шлюха…
Гай молчал, не зная, что тут можно сказать.
Манинг поставил рюмку на стол и продолжал как бы для себя одного:
— Но это не все… Надо знать еще кое-что… Надо знать, почему и как потопили эту старую калошу, и двадцать душ команды, и капитана, которого не любил только тот, кто не любил сам себя… Ты ничего не знаешь?
— Абсолютно ничего.
— Тогда слушай… Один темный тип организовал тут компанию по страхованию и затоплению судов… Они так все обстряпали, что «Пестрая корова» была застрахована на очень большую сумму… А на борту имела будто бы ценный груз… А потом наняли угольщик, и он пустил нашу «Пеструю» ко дну. Хапнули денежки и закрыли контору. Между прочим, тот тип и сейчас жирует в Германии.