Чекисты рассказывают. Книга 4-я
Шрифт:
Заключительный разговор с Прихожаном вел снова Вестгоф. Прихожану предстояло, возвратясь в свое расположение и пройдя проверку, устроиться на свою прежнюю должность во фронтовой госпиталь. Вести себя осторожно, добросовестно выполнять свои служебные обязанности. Слушать, что говорят между собой командиры, запоминать, знакомиться с документами, при возможности копировать их. Собранную информацию передавать человеку, который будет приходить к нему. Он будет его, Прихожана, руководителем. Обусловливались время и место встреч.
—
На следующий день Вестгоф привез Прихожана в деревню, недалеко от линии фронта, и на прощанье сказал:
— Сейчас обстановка благоприятствует вашему возвращению к своим: многие русские выходят из окружения.
Прихожан провел ночь в каком-то сарае, а рано утром нашел попутчиков и стал пробираться через линию фронта.
— Как же вы выполняли свои обязательства перед Фурманом и Вестгофом? — спросил Андреев.
— Я с этим не торопился, решил тянуть время. Две встречи уже пропустил. На первую, которая намечалась в начале месяца, не мог пойти, был в отъезде. На вторую не пошел.
— Почему к нам не пришли?
— Гм… Почему? Боялся, потому и не пришел к вам.
— Следующая встреча?
— Во вторник на следующей неделе. На почтамте…
Задачу «Смелому» ставил Кленов сам. Когда все вопросы, касающиеся задания по разведке в тылу, были обговорены. Кленов сказал:
— Теперь о разведгруппе Соловьева. Судьба этой группы для нас, сам понимаешь, небезразлична. И не только по чисто человеческим соображениям. Любые данные о ней для нас будут представлять интерес. Попытайся выяснить хотя бы, кто была эта девушка и какова ее дальнейшая судьба…
Рынок в тяжелые годы оккупации — место знаменитое в городе. На толкучке можно услышать новости, можно встретить разных людей. Но для разведчика это место опасное. Там обычно шныряют полицаи, сыщики, агенты гестапо, часто бывают облавы и проверки документов, а угодить разведчику в облаву совсем ни к чему. И все же, бывая в городе, «Смелый» наведывался на толкучку.
Галину он раньше не встречал, знал ее только со слов знавших ее людей и по фотокарточке, которую дал ему Андреев, снабдив на всякий случай надписью на обороте:
«Кого люблю, тому дарю. Леше на долгую память. Тося».
«Смелый» узнал ее сразу. Она ходила между рядами с корзиной следом за длинной пожилой женщиной. Женщина торговалась, покупала продукты, купленное клала в корзину, и они шли дальше. Девушка ни на шаг не отставала от впереди шедшей женщины. Закупив кое-какие продукты, женщины покинули рынок и направились мимо станции, на окраину города. «Смелый» шел за ними на некотором удалении до тех пор, пока они не скрылись в калитке в высоком деревянном заборе. Это было в воскресенье. Видел он ее и в среду и в пятницу — в базарные дни, на том же рынке.
Надо было постараться узнать все об этом доме. И он решился. В следующее воскресенье на рынке, улучив момент, он подошел к девушке сзади и сказал тихо:
— Привет тебе, Галина, от Сергея Петровича. — Она встрепенулась и с испугом обернулась. — Спокойно. Нужно встретиться или передай письмо мне здесь в следующий раз. Опиши все. Буду ждать.
— Встретиться не могу. Меня одну не выпускают. Напишу письмо… — шепнула она.
В среду ее не было на рынке, и «Смелому» пришлось поволноваться. Письмо она передала только в пятницу. В нем описывалось все, что произошло с группой, и с ней тоже. О себе она писала:
«Сначала меня допрашивали, потом перестали. Не знаю почему. Живу сейчас у Анны Карловны — хозяйки большого дома, выполняю обязанности прислуги. Живу здесь третью неделю. На второй половине дома живут шесть молодых мужчин. Я их не видела и не знаю, кто они. Обеды для них готовит хозяйка и сама их кормит. Я только помогаю стряпать, стираю и глажу для них белье. К нам в дом почти ежедневно ездит капитан Фурман, который меня допрашивал. Он предложил мне работать на германскую армию. Что он имел в виду, какую работу, я точно себе не представляю. И еще бывает в доме господин Вестгоф. Но они бывают больше на второй половине дома».
Заканчивалось письмо вопросами:
«Как мне быть? Как вести себя, что сказать, если будут снова предлагать работать на них?»
«Смелый» передал об этом в Центр, который разрешил Галине дать согласие.
Галина понимала, что, хотя ее и оставили в покое, не допрашивают больше, о ней помнят, больше того, с нее не спускают глаз. Фурман, когда приезжает к ним, всегда улыбается, спрашивает:
— Как идет дело, фрейлейн Галина? Как жизнь? — и, не слушая ее ответа, продолжает: — Ты красивая девушка, все будет карашо. Старайся.
Вестгоф относился к ней покровительственно.
— Ты, если что нужно, обращайся ко мне. Только будь откровенна, ничего не скрывай от меня. Мы же с тобой русские, свои люди. Ты на меня не обижаешься, что тогда пришлось тебя допрашивать? — допытывался он. — Сама понимаешь — служба.
Спрашивая, он пристально смотрел ей в глаза. На прощанье долго тряс руку и наставительно поучал:
— Ты тут веди себя прилично. К тебе все хорошо относятся. Герр капитан Фурман о тебе хорошего мнения. Будь благодарной. — Галина кивала в знак согласия. Она начинала входить в роль. Не зря же она хотела когда-то стать артисткой…