Чекисты рассказывают. Книга 6-я
Шрифт:
Линке родился в 1900 году в бывшей Австро-Венгрии в небольшом городке Герсдорфе. Подростком поступил на фабрику — сначала был чернорабочим, затем стал ткачом. В пятнадцать лет его приняли в австрийский Союз социалистической рабочей молодежи, в семнадцать — в члены Независимой социалистической партии Германии. Где бы Линке не был — в Германии или Чехословакии, он всегда оказывался в первых рядах стачечного движения. Его увольняли с одного места, он устраивался на другое. Но найти работу становилось все тяжелее. Потом его и вовсе перестали принимать... А у него уже была семья — жена, сын. Когда жить стало совсем невмоготу, он с
Ознакомившись с личным делом, Рабцевич вернул его генералу.
— Есть предложение, — сказал генерал, — назначить Карла Карловича Линке вашим заместителем по политической части... Линке — антифашист, он имеет огромный опыт партийной работы, что для выполнения задания очень важно. И наконец, он отлично знает психологию фашистов, а вам придется вести работу у них в тылу. — Генерал счел необходимым добавить: — Я думаю, вам будет полезно встретиться с Линке, поговорить с ним. Потом мы окончательно решим, как быть. — Он нажал на кнопку звонка. В дверях появился офицер.
— Карл Карлович пришел?
— Он в приемной.
— Попросите, пожалуйста, его ко мне...
В кабинет вошел стройный мужчина среднего роста, с приветливыми голубыми глазами. Генерал поднялся ему навстречу.
— Извините, товарищ Линке, если заставил ждать. Я хочу познакомить вас с человеком, имеющим большой опыт борьбы в тылу врага. — Он обернулся к Рабцевичу...
1 июля 1942 года с московского аэродрома поднялся транспортный самолет и взял курс на Белоруссию. Группа специального назначения насчитывала четырнадцать человек.
Местом первой стоянки группы выбрали дремучий лес под Кировском, в трех километрах от шоссейной дороги Могилев — Осиповичи...
Командир группы Александр Маркович Рабцевич, или, как его теперь звали, «Игорь», отлично знал эти места. Родился он в деревне Буда Лозовая, что на Могилевщине, детство и юность провел недалеко от Бобруйска, жил и батрачил в Качеричах. В гражданскую войну воевал в этих местах в партизанском отряде, после коллективизации работал председателем колхоза. Отсюда в тридцать седьмом году добровольцем ушел в Испанию, сюда же возвратился в тридцать восьмом, раненый и с наградой. В сентябре тридцать девятого года, после воссоединения Западной Белоруссии с Советской Белоруссией, Рабцевич был направлен в Брест, он работал там заведующим отделом здравоохранения.
При перелете через линию фронта самолет угодил в шквальный огонь зениток противника. Только миновали его, как за самолетом увязался фашистский истребитель. Меняя курс, маневрируя, пилот ушел от преследования... И вот долгожданная команда: «Приготовиться!»
— До скорой встречи, товарищи! — стараясь пересилить шум двигателей, крикнул Рабцевич и первым ступил в ночь...
Удар о землю, мягкую и вроде бы зыбкую, для него не был неожиданностью. Под ногами, как и предполагалось, болото. Освободившись от парашюта, он выждал некоторое время, посигналил фонариком. Вскоре около него собралась группа. Рабцевич хотел было объяснить, что следует делать дальше, но услышал перестук колес — очевидно, недалеко шел железнодорожный состав. Насторожился — в месте приземления так близко железной дороги быть не должно.
Светало, но над болотом лежал густой туман, ничего не было видно. Рабцевич повел группу в сторону от невидимой железной дороги. И в это время где-то совсем рядом послышалось позвякивание металла, бульканье воды — было похоже, что кто-то достает из колодца воду... Жилья тоже не должно быть в месте приземления.
Вскоре выяснилось, что их выбросили не под Кировском на Могилевщине, а в Орловской области. И находились они сейчас у железнодорожной станции Злынка.
Надо было срочно связаться с Центром, объяснить ситуацию, но во время приземления от удара была повреждена рация, и группа оказалась без связи.
Рабцевич принял решение пробираться к месту назначения...
Два месяца продолжалось продвижение группы к намеченной цели. А путь был тяжелый: бесконечные болотные топи, форсирование рек Ипути, Беседи, Сожа, Днепра, Березины... Шли ночами, избегая столкновений с фашистами...
Первая встреча с партизанами произошла в деревне Столпище, недалеко от места обусловленной стоянки. Это оказался отряд имени Сергея Мироновича Кирова, комиссаром которого был земляк и друг Рабцевича — Герасим Леонтьевич Комар. Рабцевич знал его еще с гражданской войны. И только тогда Москва услышала, что группа, которую было зачислили в «без вести пропавшую», нашлась, что все бойцы живы, здоровы и готовы к выполнению заданий.
Как-то сидели за ужином. Вдруг в горницу вошли и остановились у порога человек десять — старики, женщины, дети.
— Мы, Герасим Леонтьевич, — обратился к Комару белобородый старик, — прослышали, что комиссаром у десантников будто бы немец... Так мы до него... глянуть хотим...
Линке растерялся. Не зная, как себя вести, поднялся из-за стола.
Старик подступил к нему и, сузив выцветшие, почти белые глаза, оглядел его всего от красноармейской фуражки до хромовых сапог.
— Гэта как же? — вздрагивающей рукой он потрогал грудь Линке, перекрестился.
— Вот народ, — усмехнулся Комар, — глазам не верят — дай пощупать... Да что ж он, из другого теста, что ли? Такие ж, як у нас, голова, руки, ноги...
— Гэта так, — старик вздохнул, — и все же немец... Чудно — немец идзе против немцев...
Линке повеселел.
— Я, папаша, не против немцев иду, я против фашистов... Вспомните, как у вас в гражданскую было: не русский против русского шел или белорус против белоруса, а рабочие и крестьяне шли против помещиков и буржуазии... И теперь вместе будем бить фашистов.
Герасим Комар, уже имевший опыт партизанской войны, усилил группу Рабцевича бойцами из местных жителей.
— Это шоб цябе легче было воевать, — передавая Рабцевичу своих партизан, сказал он. — Хлопцы добрые, они мигом цябе помогут связь с местным населением наладить, Антеем станешь...
Посоветовавшись с командирами партизанских отрядов, с Комаром, Рабцевич решил остановиться не под Кировском, как было намечено в Москве, а под Жлобином. Места там были глухие, болотистые и в то же время рядом с перекрестком железных дорог. Центр дал согласие.