Чекисты рассказывают. Книга 6-я
Шрифт:
За десять дней им удалось одолеть около ста пятидесяти километров, удачно миновать реки Олу, Березину, Ипу, Вишу. Шли, как правило, кружным путем по непроходимым болотам, лесным чащобам, далеко в стороне оставляя человеческое жилье. Наконец, выбрались в партизанскую зону, Теперь до базы рукой подать. Они торопились. В первой же свободной от фашистов деревне раздобыли лошадь и дальше поехали, дав возможность отдохнуть и пообсохнуть десять дней непросыхавшим ногам. Ехали осторожно, ни на минуту не забывая о частых рейдах карателей в партизанскую зону. В попадающихся на пути деревнях выспрашивали надежных людей
И вот на землю опустилась короткая летняя ночь. Решили не останавливаться, отдыхать по очереди. Ежов и Заруба удобно устроились на свежем сене... Девятов остался за возницу. Спокойно шла дремавшая лошадь. Где-то впереди вот-вот должна была объявиться деревня Первая Слободка. Там Девятов рассчитывал напоить и накормить лошадь и ехать дальше. Ну откуда могли знать жители соседней деревни, что этим вечером на станции Птичь остановился фашистский эшелон и каратели под прикрытием темноты заняли ряд деревень и среди них Первую Слободку...
— Хальт! — словно выстрел прозвучал в ночи голос.
— Немцы, уходить надо... — Девятов с силой ударил вожжами лошадь, крикнул: — Но-о! — схватил вещмешок с поклажей и спрыгнул на дорогу, за ним Ежов, Заруба. Лошадь, громыхая телегой, помчалась в деревню. И тут же послышалась автоматная очередь, за ней еще...
Бойцы побежали в сторону от вражеского огня. Пули, посвистывая, летели им вслед, обгоняли... Кругом ничего не было видно...
Девятов с налету ударился обо что-то жесткое, пружинистое. Послышался треск одежды. Перед ним был забор из колючей проволоки. Пошарил. Высокий. Девятов полез по прогибающейся шаткой проволоке. Его что-то ударило в спину. Он перевалился через забор, побежал. Ноги стали заплетаться. Упал. Нестерпимая боль пронзила все тело. «Неужели ранен?!» Вскочил, снова побежал, упал... «Мешок, да где же он?» Стал искать. Ему мешали высокие жесткие стебли... «Так это ж хлебное поле. Значит, недалеко должен быть лес...» Схватил мешок, побежал. Стрельба стала отставать, уходить в сторону. «Товарищи уводят...»
Уже утром около себя услышал чьи-то тихие шаги. Открыл глаза, попытался подняться и не смог...
Словно из тумана выплыли ржаные колосья, кусочек дрожащего синего неба и склонившееся над ними настороженное женское лицо.
— Кто ты? — спросил он.
— Мотя, — растерянно сказала женщина и опустилась перед ним на колени. Это была Матрена Митрофановна Степук — жительница деревни Первая Слободка. — Жи-ив?! — Она осторожно расстегнула ему ворот гимнастерки, попробовала ее снять, но гимнастерка, мокрая от крови, присохла к телу. Попыталась разорвать... Девятов вскрикнул. — Потерпи, родимый, — ласково прошептала Мотя, — могут услышать... — Она завернула рубашку и ужаснулась: — Как же они тебя?! — Мотя сдернула с себя косынку, попыталась ею обвязать простреленную грудь, но она оказалась короткой... — Я сейчас... — Мотя, не разгибаясь, вошла в рожь, вскоре появилась с сорочкой в руках. Порвав ее на ленточки, принялась пеленать Девятова.
Со стороны деревни ветер принес звуки шагов, немецкую речь.
— Тебе здесь оставаться нельзя, — прошептала она, когда все стихло. Мотя подсунула руки ему под мышки, потащила...
Очнулся Девятов в кустах. Он лежал на одеяле, тут же был его автомат. Рядом с Мотей увидел двух женщин. Все скорбно и молча смотрели на него.
— Что, родной? — просветлев, спросила Мотя.
— Мешок, — высохшими до шуршания губами прошептал Девятов. — Где мой мешок?
— А его возле тебя не было, — растерянно сказала Мотя.
— Поищи, мне без него никак нельзя...
Женщины ушли. Девятов ждал. Прошел, наверное, час. Хотя в его положении, когда не было сил сносить страшную боль, и мгновение могло показаться вечностью. Со стороны деревни послышалась стрельба.
Поднялось над головой и медленно сползло в сторону солнце, а Моти все не было.
Она появилась, когда небо стало чернеть, густой тенью налились кусты... В руках у нее были его вещмешок и еще какой-то узелок.
— Вот, брат нашел в поле... — Мотя положила рядом с Девятовым вещмешок, присела, стала разворачивать узелок. — Тут тебе поесть и попить...
— Это по нему стреляли? — спросил Девятов. — К нашим бы уйти...
— Увернулся... — Мотя грустно улыбнулась.
На следующий день сквозь тревожную дремоту он уловил что-то похожее на скрип телеги. В его сторону кто-то ехал. Это оказалась Мотя с неизвестным мужчиной.
— Я сделала, как ты хотел, — сказала она, — Федос Рыбак отвезет тебя к своим...
Федос привез Девятова в урочище Печек, где его встретили товарищи по отряду...
Сопровождать в Москву трофеи Григория Науменко Рабцевич послал Николая Прокопьевича Бабаевского, который только что заменил Змушко, направленного в Полесское партизанское соединение.
Вслед за успехами группы Игнатова последовала целая серия удачных диверсий групп Синкевича и Бочерикова... И вообще, лето и осень сорок третьего года для отряда были временем больших побед...
Поздней осенью из Центра пришла радиограмма: в связи с приближением Красной Армии генерал приказывал отряду Рабцевича перебазироваться под Пинск.
Места эти Рабцевич хорошо знал еще с гражданской войны. Три с половиной года провел тогда он под Пинском и Барановичами. Подыскать новую базу для отряда Рабцевич поручил Линке и группе Игнатова. С ними отправил письмо своему давнему другу Василию Захаровичу Коржу, который командовал партизанским соединением на Пинщине, с просьбой помочь комиссару.
— Под Пинском будешь заходить в деревни, — сказал Рабцевич на прощание Линке, — передай привет старожилам от Виноградского — в гражданскую псевдоним у меня такой был. Как своего примут...
А едва комиссар ушел, из Москвы поступила радиограмма: в связи с наступлением Красной Армии отряд должен немедленно перебазироваться на новое место...
Дорога отряду выпала тяжелая. Обозные лошади вязли в глубоком снегу. Сани приходилось тащить на себе. Иногда встречались деревни, свободные от фашистов. Можно было бы отдохнуть, просушиться... Но почти всюду в таких деревнях свирепствовал тиф.
Наконец добрались до деревни Бунос. У большинства бойцов сопрела и развалилась обувь. Людям требовался отдых. Рабцевич знал, что где-то поблизости находится штаб Пинского партизанского соединения, он надеялся встретиться с Василием Захаровичем Коржем.