Чекисты рассказывают. Книга 7-я
Шрифт:
А Буйнов уже начал каяться.
— Что же мне делать, герр следователь? Клянусь вам, что я передавал вам все, что получал от них...
Партизан отрицательно помахал рукой, строго сказал:
— Стоп! Опять ложь! Ты, Буйнов, передавал им только то, что тебе было приказано, чтобы завоевать у немцев доверие. Разве не так? А скажи, куда девалась политическая литература?
— Какая литература? — вскочил со стула следователь и впился в партизана горящим взглядом. — Что за политическая литература?! Ну?!
Титов пояснил:
— Несколько экземпляров центральной газеты «Правда».
— Довольно! — Следователь схватил со стола страшный жгут, подошел к Буйнову. — Ну-у-у? Говори, где эти бумаги? Где взрывчатка? Да, да, и взрывчатка, которой ты готовился поднять на воздух городскую гостиницу вместе с германскими офицерами! Где она, я тебя спрашиваю?!
Провокатор упал на колени, заскулил, как побитый щенок. Глотая слезы, он заговорил быстро и сбивчиво, стараясь убедить майора в том, что Титов умышленно наговаривает на него. Просил следователя вспомнить все, что он передавал им. Называл фамилии подпольщиков, которых выдал оккупантам. Адреса и явки советских патриотов, переданные им же... «О-о, какая же ты сволочь! Сколько же ты погубил наших людей! — подумал Титов. — Ну берегись, людоед! Конец твой близок! Покуда я дышу, я выдержу все! Я выстою! Сам погибну, но сделаю все, чтобы угробить тебя!» А майор Шранке орал, брызжа слюной:
— Где большевистская «Правда»? Где приказ советского лидера?
Буйнов умоляюще сложил руки на груди, не спуская глаз с охваченного бешенством фашиста.
Свистящий удар жгута оставил на лице провокатора страшный кровавый след и свалил его на спину. Схватившись за голову, он покатился по полу, оглашая кабинет дикими воплями. Потом встал на четвереньки, подполз к гитлеровцу и стал хватать его за ноги. Майор уже не слушал его. Рявкнул что-то, пнул сапогом. Он был похож на зверя, готового кинуться на каждого, кто неосторожно приблизится к нему. Покружив по кабинету, гитлеровец круто остановился перед табуретом, на котором сидел партизан, смерил его ненавидящим взором, словно решал: ударить или не стоит? Потом швырнул жгут на стол, спросил:
— Титов, вы можете указать, где находится взрывчатка?
Партизан спокойно смотрел на следователя.
— Могу, господин майор. Было бы лучше, если бы он сам...
— Отставить! Я вас спрашиваю: где взрывчатка?!
— Слушаюсь, господин следователь! Где же ей быть, как не в его доме? Другого, более надежного места в городе нет.
Услышав слова партизана, провокатор истерически захохотал, откидываясь назад и размазывая по лицу кровь и слезы.
— Ищи-свищи! Ты же сам забрал ее, гадина! Что, забыл? — уверенно говорил Буйнов, видимо надеясь еще выбраться из западни, которую подстроил ему партизан.
Шранке недоуменно смотрел на Титова.
— Это правда, что он говорит? Буйнов передавал вам взрывчатку?
Партизан утвердительно кивнул.
— Да, господин майор, он передавал мне взрывчатку Ею я заминировал дизель и динамо-машину на городской электростанции. Но дополнительный заряд для гостиницы был спрятан отдельно.
Провокатор снова стал кричать, что Титов помешался и теперь несет черт знает что. Предлагал отправить его на обследование
Гитлеровец курил одну сигарету за другой и внимательно следил за перепалкой недавних «единомышленников». Когда Буйнов, устав орать, притих, заговорил партизан. Он говорил тихо, казалось, каждая фраза дается ему с трудом.
— Эх, Захар Петрович, Захар Петрович... Значит, ты водил за нос не только их, но и нас? Хорош гусь! Может, я и помешался от пыток, но где находился второй тайник в твоем доме, я еще помню. — Партизан помолчал минутку, потом решительно сказал: — Господин майор, я могу начертить план и указать место тайника.
Гитлеровец одобрительно кивнул.
— Хорошо, господин Титов. Начертите... Садитесь вот сюда и чертите.
Титов медленно пересел с табурета на стул, что стоял у стола следователя. Майор передал ему лист чистой бумаги, карандаш.
Не раз он останавливался, будто припоминая детали, а на самом деле — отдыхал: покалеченные пальцы плохо держали карандаш, но он, хоть и медленно, продвигался к цели.
Наконец чертеж был готов. Жирным крестом Титов пометил место расположения тайника со взрывчаткой и политической литературой. Внизу чертежа крупно написан адрес Буйнова. Положил чертеж перед следователем и сказал:
— Ну вот и все, господин следователь. Кажется, ничего не пропустил. — И закрыв глаза, замер, откинувшись на спинку стула, а в голове неотступно билась мысль: «Все ли в порядке? Успеют ли?»
Титов устал от длительной и напряженной борьбы: надо было следить за каждой фразой, за каждым движением и выражением лица, за поведением и словами Буйнова и действиями следователя, а сил почти не было... И теперь, закончив чертеж, он находился в полуобморочном состоянии: глаза слипались. «Не смей спать!» — приказывал он себе и держался из последних сил
Стукнула дверь. На пороге появился солдат с тарелкой бутербродов и стаканом чая. Все это, по молчаливому приказу Шранке, было поставлено перед Титовым:
— Угощайтесь, господин Титов.
Титову очень хотелось есть, но он заставил себя медленно взять бутерброд, достойно отпить из стакана. Он чувствовал, как с каждым глотком прибавляются силы... Но есть много не стал: он знал, что после голодовки, которая у него была в тюрьме, можно не сладить с собой и уснуть.
Буйнов притих в углу. Он поглядывал на майора, который внимательно изучал чертеж. Покончив с этим, следователь нажал кнопку звонка. Тут же в кабинет вошел офицер, четко козырнул и щелкнул каблуками. Майор что-то тихо сказал ему и передал листок. Офицер снова козырнул, спрятал чертеж в планшет, вышел.
Время тянулось медленно. Буйнов не сводил глаз с двери. Прошел час. Кончился второй. Что будет! Титов с трудом уже боролся с дремотой, тело его оседало на стуле, заныли все раны, разболелась голова. «Не надо было есть, Володька», — попрекнул он себя, в очередной раз с неимоверным усилием выплывая из полузабытья. Часы мерно отстукивали время. Шранке делал вид, что занят чтением бумаг из толстенной папки. Только Буйнов не отрывал глаз от двери.
И наконец она распахнулась. Вошел тот же офицер. Он щелкнул каблуками, замер перед столом следователя.