Чекисты рассказывают. Книга 7-я
Шрифт:
Биографии агентов (правда, записанные с их слов и пока еще не проверенные) указывали на то, что ни Феденко, ни Дьяков не могли быть закоренелыми врагами Отечества, и, следовательно, их можно было использовать в операции против гитлеровской разведки. Косвенно это подтверждала одна очень важная деталь: оба сразу же после выброски в наш тыл, спрятав на месте приземления парашюты и рацию, явились в военную комендатуру города Селижарово и заявили о своем задании.
Но по опыту работы я уже знал, что так называемая «положительная биография» и даже явка с повинной не всегда доказывали искренность намерений этой категории людей. Бывало, что все оказывалось заранее спланированной
Феденко и Дьяков были подготовлены «Абверкомандой-103», разведорганом гитлеровцев, приданным армейской группе немецких армий «Центр», действовавших на Западном фронте. Мы неплохо знали методы работы этой «Абверкоманды» (ее возглавлял полковник Герлиц). Несколько шпионских групп, подготовленных и заброшенных в наш тыл, уже были захвачены органами госбезопасности, многое, касавшееся подбора и обучения разведчиков в Борисовской, Катыньской и Орджоникидзеградской школах «Абверкоманды», экипировки и инструктажа разведчиков, было мне известно. И вот теперь, сравнивая все то, что я знал, с показаниями Феденко и Дьякова, пришел к заключению: им можно верить. И все же документы документами, а личное впечатление иной раз может перевесить. Я позвонил Мозову и попросил вызвать на допрос Дьякова. «Чуть позже потребуется и Феденко», — предупредил я.
Дьяков оказался типичным русаком — ширококостный, плечистый, с крепко посаженной головой на короткой толстой шее.
Простодушное лицо, мягкие русые волосы и светлые глаза.
— Садитесь, — сказал я ему. — Как себя чувствуете?
— Спасибо, все нормально, — сказал парень, с интересом разглядывая комнату и меня. — Дом — он, знаете, и есть дом. Каким бы ни был. Родные стены, в общем...
Разговор начался. Говорил он спокойно, просто, бесхитростно, называл вещи своими именами и не выгораживал себя.
Слушая его, я легко представил трагедию этого человека, только начавшего самостоятельную жизнь. Выходил из окружения. Плутал четыре дня, устал и в ночь на 11 сентября крепко заснул в каком-то заброшенном окопе. Тут и был захвачен немецкими автоматчиками. «У меня отобрали комсомольский билет, нож, часы, деньги. Наган утонул, когда переплывал Десну».
Дьяков передохнул, попросил воды.
Знакомая история. И то, что случилось дальше, тоже мне было известно: лагеря военнопленных в Чернигове, Гомеле, Бобруйске и Минске.
В минский лагерь приехали двое вербовщиков немецкой разведки в форме командиров Красной Армии. Отобрали среди военнопленных шесть человек — все специалисты в области связи — и отправили в Борисов. Вечером пришел немецкий офицер, майор Альбрехт, и объявил: будете работать в разведке, вам оказано большое доверие, цените это! Ну а если кто не желает, может вернуться обратно в лагерь... Вернуться никто не захотел. Это было равносильно самоубийству.
— Все произошло настолько быстро и неожиданно, что я просто не сознавал, что делал, — говорил мне Дьяков. — Думал только об одном: не попасть бы снова в лагерь! Ну, а позже, когда началась учеба и особенно когда встретился с будущим своим напарником, понял: то, куда я попал, хуже любого лагеря. И нужно сделать все, чтобы перейти к своим. Так мы и решили с Феденко.
Потом в кабинет ввели Феденко. Этот был повыше ростом, потоньше, но держался тоже спокойно, смотрел открыто, не пряча глаз, как человек, который знает, что совершил ошибку, но теперь ее исправляет и поступает правильно. Обстоятельства его пленения и вербовки были почти такими же, как у Дьякова.
Позвонил Тимов,
— Ну как дела?
— Все в порядке, товарищ майор. Заканчиваю. Через полчаса заключение будет готово.
— Впечатление?
— Положительное.
— Хорошо, заходите.
Тимов прочитал мою записку, задал несколько вопросов, набрал номер Горнова:
— У нас все готово. Мы «за»! Так что будем ждать команду на выезд. Транспорт и организация поездки за вами. — И, поймав мой вопросительный взгляд, пояснил: — В Генштабе считают, раз агенты будут действовать в прифронтовой зоне, добро на их использование должен дать сам командующий фронтом Жуков. Георгий Константинович проявил к этому делу большой интерес и согласился принять их сегодня. Выезд состоится, по всей видимости, ночью. Поэтому будьте наготове.
Я пошел к себе, а по дороге заглянул в буфет. Съел винегрет, заправленный прогорклым постным маслом, выпил стакан чая с кусочком сахара (второй кусочек положил в карман для дочки) и стал ждать. В половине двенадцатого ночи мне позвонили: «Спускайтесь, машины у подъезда». На улице уже стояли три «эмки». В первую сели Горнов и проводник. В двух других разместились Мозов, я, агенты и два бойца охраны.
С площади Дзержинского взяли курс на Можайское шоссе. Город был погружен в темноту. Машины шли медленно, иногда включая подфарники. У деревни Мамоново, до которой добрались минут за сорок, произошла небольшая заминка — тут почему-то застряла двигавшаяся к фронту автоколонна. Через четверть часа поехали дальше. Миновали Одинцово, свернули вправо, на узкую лесную дорогу. Проскочили какую-то аллею. Затем было несколько поворотов с подъемами и спусками, и наконец машины остановились около шлагбаума, охранявшегося военным патрулем. Офицер проверил документы и дал команду открыть шлагбаум. Машины выехали на площадку, окруженную со всех сторон лесом. Слева на склоне среди деревьев виднелись силуэты двух небольших зданий. Справа, ниже по склону, недалеко от оврага, стоял одноэтажный каменный домик с мезонином. Типичная помещичья усадьба прошлого века. Я спросил проводника: где мы? «Власиха», — кратко и непонятно ответил он. Оказалось, что местность эта именуется так по имени хозяйки имения. Что касается поселка Перхушково, имя которого вошло в летопись Великой Отечественной войны как район дислокации штаба Западного фронта, то он находился от домика с мезонином на расстоянии добрых трех километров.
Мы с Горновым направились к крылечку дома. Несколько ступенек, простенькие перила, незатейливый деревянный навес над крыльцом. Решили тут подождать. До назначенного времени оставалось пятнадцать минут. Мозов с бойцами охраны и агентами остались в машине.
Качались, поскрипывая, сосны. Шевелил ветками ночной ветерок... «Время. Пошли!» В приемной командующего дежурили два офицера. Старший по званию сидел за столом, рассматривая какие-то бумаги. На столе стояло несколько телефонных аппаратов. Офицер помоложе шагнул к нам навстречу с журналом в руках. О нашем приезде им, видимо, было уже известно, так как старший офицер спросил:
— Вы на прием к командующему в один тридцать?
— Совершенно верно, — ответил Горнов.
— К сожалению, придется подождать. У него непредвиденное совещание. Присядьте, пожалуйста, сюда (он указал на диван). Полистайте журналы.
Около двух часов ночи из кабинета Жукова поспешно выскочил грузноватый генерал-майор с раскрасневшимся потным лицом, и в тот момент, когда он открывал дверь, до меня донеслись энергичные слова командующего:
— Вот так, генерал! Понятно? И запомните: только так!..