Чекисты рассказывают...
Шрифт:
— Осколок советского снаряда. Наш гость ветеран борьбы с социализмом.
У кёльнского советолога есть биография, она даже напечатана в нескольких эмигрантских листках и вошла в справочник туркестано-американской ассоциации, а также справочник Института по изучению СССР. Наивно было бы считать, что биография отражает истинный путь кёльнского советолога. Там, что ни слово, то вымысел, кроме даты и места рождения. Вымысел, вмонтированный в лакированную рамку правдоподобия. Хорошо поработали шефы советолога, чтобы представить своего подопечного, как говорят, в лучшем виде. А это соответствует тому, что уже известно о кёльнском советологе по рекламным представлениям, процитированным выше.
Существует, разумеется, и другая биография. Но она существует в одном экземпляре, как секретный документ, и хранится в сейфе. Ключ от сейфа — у тех же шефов советолога. Та биография «господина из Кёльна» — без пышных
Время работает не на него. Только сбрось наряд борца за свободу, как лишишься этой самой свободы. Всего лишишься. Лестница, по которой так долго и мучительно трудно он шел, окажется без опоры.
В чьем сейфе находится настоящая биография, какой гриф стоит на папке с личным делом советолога из Кёльна, сейчас трудно установить. Прежде стоял гриф со свастикой и читался с оттенком угрозы: «Гехейме ангабен!» — «Секретные сведения!», или проще: «Гехейм — секретно!» Находилась эта папка в сейфе гауптштурмфюрера Ольтши, начальника восточного отдела главного управления СС на Моммзенштрассе 55, точнее туркестанского отдела, а еще точнее — восточно-тюркского отдела, который ведал национальными комитетами, в частности «Туркестанским национальным комитетом». Все личные дела сотрудников комитета хранились в «Тюркостштелле» главного управления СС, так же как и дела курсантов разведывательных и диверсионных школ, укомплектованных из головорезов туркестанского легиона. Все личные дела «воспитанников» разведывательных и диверсионных школ в конце войны попали при странных обстоятельствах в руки американской разведки. Существует неопровергнутая версия, что сведения об агентуре управления шпионажа и диверсии службы безопасности переданы американцам по негласному указанию В. Шелленберга, содействовал этому начальник «Тюркостштелле» Р. Ольтша. Последний хранил списки агентов, предназначенных для консервации. Каким-то номером, надо полагать не последним, именовался и начальник военного отдела «Туркестанского национального комитета», гауптштурмфюрер Баймирза Хаит.
Пришлось назвать настоящее имя советолога из Кёльна. Пора уже назвать, тем более, что ходит он по земле под этим именем. Попытки изменить имя, предпринятые в последние дни войны, ничего не дали, так как американцы опознали начальника военного отдела «Туркестанского национального комитета» и сразу определили свое отношение к нему, весьма благожелательное. Их не смутило ни положение Хаита в только что разгромленной нацистской Германии, ни звание гауптштурмфюрера СС. Впрочем, он называл себя в те дни гауптманом, то есть капитаном. О принадлежности к СС умалчивал. Полагал, что американцы не доберутся до секретов шестого управления и тайна службы безопасности навсегда останется тайной. Документация всей системы СС считалась очень секретной и уничтоженной.
Наивное предположение. Реалистически мыслящий субъект вдруг потерял ориентацию и желаемое стал принимать за действительное или посчитал европейских вербовщиков ЦРУ глупее нацистских. Если бы даже вся секретная документация имперского ведомства шпионажа и диверсий оказалась уничтоженной, все равно прошлое Баймирзы Хаита вычеркнуть не удалось бы. Гауптштурмфюрера Хаита знали почти все сотрудники «Туркестанского национального комитета», легионеры, наконец курсанты разведывательных и диверсионных школ СС и хорошо знали.
Не будем прибегать пока к помощи свидетелей. Очные ставки потом. Остановимся на секретной документации главного управления СС.
К несчастью для Хаита, папки с грифом «гехейм!» не погибли. Во всяком случае, те, в которых отмечены «дела» унтерштурмфюрера, а затем и гауптштурмфюрера Хаита. Материалы этих папок фигурировали на Нюрнбергском процессе и по «делу Вильгельмштрассе» и по «делу Моммзенштрассе». Как известно, Ольтша, начальник «Тюркостштелле» и шеф Хаита, был осужден как военный преступник. Некоторые документы из секретных папок вошли в книгу «СС — в действии», изданную в ГДР и переведенную на многие языки. Несколько страниц ее посвящены преступлениям «черных СС», то есть отрядов, создававшихся при участии унтерштурмфюрера Хаита и действовавших даже под его руководством. Преступления карательных отрядов были отмечены соответствующими приказами командования частей СС, а сам Хаит повышен в звании — стал гауптштурмфюрером. Смена знаков отличия — лейтенанта на капитана стала поводом для довольно пышного банкета. Душа карьериста и чинолюбца ликовала, правда, не долго. Война шла к концу, и новый чин мог стоить начальнику военного отдела «Туркестанского национального комитета» головы. Слишком много было пролито человеческой крови ради этого повышения в звании. Порожденные Хаитом и выпестованные Хаитом «Восточно-мусульманская дивизия СС», «Батальон Тимура», «Полевые роты СС» участвовали в операциях против партизан во Франции, Италии, Югославии, Греции, а также на территории Советского Союза — в Белоруссии, Орловской и Брянской областях, Так зафиксировано в секретных документах, имеющих прямое отношение к биографии советолога из Кёльна.
Однако отражения в той самой биографии, что распространяется всевозможными антисоветскими организациями на Западе, злодеяния, совершенные под его руководством, не нашли. Там, как мы уже говорили, все голубое, возвышенное, кристальное. Там кёльнский советолог представлен идейным борцом, защитником веры, глашатаем свободы и справедливости.
Кстати о вере. Это тоже имеет отношение к биографии Хаита. Когда он продал себя нацистам и признал гитлеризм своей религией, на пряжке его легионерского ремня было начертано по-немецки: «Гот мит унц!» — «С нами бог!» Бог нацистов не был, как известно, мусульманским богом, а Германия — Меккой. Фашисты исповедовали совсем другую религию — религию человеконенавистничества, насилия, расовой нетерпимости. Когда они, испытав Хаита на верность, дали ему чин гауптштурмфюрера, он лобызал знамя со свастикой и клялся в верности фюреру.
Штандартенфюрер Алимов, бывший, конечно, вспоминает эту клятву, произнесенную Хаитом перед легионерами:
— Мы будем стоять здесь до последнего, как на родной земле. Если нужно будет умереть, мы умрем на камнях Берлина.
Голос его дрожал в приливе верноподданнических чувств.
Клятва на земле уже гибнущего нацистского рейха походила на молитву смертника.
Нацистская Германия погибла, советские войска нанесли ей сокрушительный удар. В числе защитников Берлина Хаита, однако, не оказалось. Спасаясь, он кинулся на Запад. Обещая умереть на камнях Берлина, зондерфюрер не пожелал расстаться на них с жизнью. Она была ему еще нужна. Предатель легко нарушил свою клятву. Когда торгуешь совестью, до клятв ли? Хаит задумал продать себя еще раз. Теперь уже англичанам или американцам. Лучше американцам, ибо они хорошо платили. Хаит знал это.
Перепродажу он потом представил как идейный разрыв с фашизмом, как переоценку ценностей (точно так же преподносил он свою измену Родине, переходя на сторону врага).
Продавал он себя долго. Сначала англичанам, потом американцам. Не покупали его вот так сразу, по первому предъявлению. Присматривались, принюхивались. Смущала их, наверное, принадлежность Хаита к ведомству Гиммлера. Формы нацистской на нем, естественно, не было, он сжег свой эсэсовский мундир, как сожгли его многие «фюреры», мелкие и крупные. Следы прошлого старательно уничтожались, чтобы пятнышка не осталось. Но ведь мундир это только скорлупа, то, что под ней, — не сотрешь. А до того, что под личиной, добирались долго. Хаит занялся коммерцией. Не повезло. Душой, совестью своей торговал бойко, умел торговать святыми вещами, а вот обычными — не получалось. Погорел на коммерции. Спекуляция тоже не обогатила его.
В это время подул с Запада ветер холодной войны. Запахло провокациями, шантажом, ложью. Чутье у Хаита было отличное. Послужив у гитлеровцев овчаркой, научишься чуять гарь за сотни километров, мертвечину — тем более. Ветер принес перемены и в судьбу Хаита. О нем вспомнили. Послужной список гауптштурмфюрера уже не пугал западную разведку, напротив — радовал. Ей нужны были опытные лжецы, провокаторы. Затевались диверсии в прессе, эфире, а кто, как не гиммлеровский выкормыш, способен выполнить диверсионную программу холодной войны. Школа у него в этом смысле великолепная: натаскан на ловле душ в разведшколах и зондеркомандах ведомств Шелленберга и Кальтенбруннера. Там умели черное преподносить как белое, белое — как черное. Одаренный лицемер и подтасовщик, Хаит легко усвоил стиль и приемы своих учителей. Они помогли ему при адаптации в новой обстановке, однако новыми были лишь мундиры, все остальное — старое. Так что перестраиваться, собственно, не пришлось, надо было только сменить китель эсэсовца на цивильный пиджак ЦРУ. Центральное разведывательное управление США придерживалось строгих правил. Его агенты носили только смокинги, фраки, пиджаки, модные куртки с молниями и брюки из искусственной кожи. В цивильной паре, чаще всего темного цвета, и предстает перед деловым и ученым миром доктор философии, истории и права в зависимости от ситуации и возложенной хозяевами задачи Хаит.
Сменился и адрес кассы, в которой Баймирза получает жалованье. Прежде за марками он ходил на Моммзенштрассе 55, в «Тюркостштелле» Главного управления СС, теперь — в Институт по изучению СССР, филиал американской разведки в ФРГ. Деньги кладет в карман так же торопливо, как прежде, потому что считает собственный карман надежнее хозяйского. Хозяин-то привередлив, а товар — ложь да клевета — быстро портящийся, не успеешь состряпать, поступают опровержения и протесты, поэтому лучше поскорее получить деньги за проданное и скрыться.