Чекисты Рассказывают...
Шрифт:
— Держи, земляк. На счастье!
Борис улыбнулся и отдал мне свой компас. Мы обнялись.
— О трудностях пути я говорить не стану. Тебе и так все ясно. Только одно скажу: будь осторожен, береги людей.
— Не волнуйся, Алексей Иванович. Я верю, что нам удастся пройти. — Галушкин поднял голову, обвел взглядом собравшихся. — Я обещаю, товарищ комиссар, и вам, товарищи, обещаю, что мы вынесем Николая.
Галушкин ничего не сказал о специальной цели их похода. Это была тайна, о которой знали только командир отряда, я и Галушкин. В
похода было спасение тяжело раненного товарища.
Почти полтора месяца в отряде не было продовольствия. Его можно было достать в окружающих деревнях, но, выполняя специальное задание, мы до определенного времени не могли показываться на глаза местным жителям, чтобы не обратить внимания немцев на то, что в районе станции Красное появился новый диверсионный отряд. Все это время мы вынуждены были питаться то кониной, то вареной рожью, которой с нами по-братски делились местные партизаны! Люди ослабели. У многих опухли ноги, начались желудочные заболевания. Шестеро из них должны были нести раненого много километров по тылам врага и по пути вести разведку, а при необходимости и бой.
Пока мы разговаривали, к носилкам подошли Андрей Сосульников и Николай Голохматов. Оба блондины, оба рослые. Только Сосульников поплотнее. Попробовав вес носилок, нахмурились.
— Да-а. Тяжелы. Не донесут. Как думаешь, Андрей? — тихо спросил Голохматов.
Сосульников вздохнул, пристально посмотрел на раненого.
— Боюсь, что не донесут. В пути от ран умрет.
Их услышал Павел Маркин:
— Чего вы каркаете?!. Затянули Лазаря! Хватит тут канителиться. Пошли!
Он закинул вещмешок за спину, повесил автомат на грудь, позвал Правдина:
— Эй, Витька, берем!
Он подняли носилки и без команды зашагали по вязкой тропе. Мы двинулись следом.
Уже через двадцать-тридцать метров ноги носильщиков стали заплетаться.
— Давай быстрей! — крикнул Маркин, сжав зубы и ускоряя шаг.
Ему надоела затянувшаяся процедура прощания. А теперь он не хотел, чтобы мы видели, как им тяжело. Прав- дин послушно прибавил шагу, но тут же тихо сказал:
— Паша, я с тобой вполне солидарен… Только ты не рви со старта, а то с дистанции сойдем.
Маркин согнул широкую спину, на которой уже выступили темные пятна пота, пробормотал какое-то ругательство, но шаг не убавил.
Вокруг был не очень густой лес, но нести носилки можно было только двоим, и то лавируя между деревьями. Ноги по щиколотку вязли в разбухшей почве. Я шел рядом с Галушкиным.
Остановились на полянке. Еще раз попрощались. Группа Галушкина ушла к линии фронта, держа путь между деревнями Панки и Жерв. С ними пошли шесть бойцов сопровождения во главе с Андреем Сосульниковым и проводник из местных партизан. Вскоре Маркина и Прав- дина сменили. Они чугь приотстали. Маркин расстегнул ворот гимнастерки. Успокоив дыхание, он вытер дрожавшей рукой пот со лба, глянул на Прав дина:
— Витька, как ты думаешь, сколько человек может прожить в летнее время с такими тяжелыми ранами, как у Николая?
Правдин повернулся к нему, вытер шапкой смуглое лицо:
— А почем я знаю. Я не Саша Вергун. Ты, Паша, лучше скажи: что мы будем делать с ним, когда с фрицами встретимся?
Маркин устало улыбнулся. Он сам не раз думал об этом же.
— А зачем, Витя, нам с ними встречаться?.. В данной ситуации я предпочитаю обходиться без них.
Правдин улыбнулся:
— Ты прав. Ну их к черту!
— Закурим?
Давай.
Они закурили и дальше шли молча, пряча цигарки в кулаках.
Носильщики, выделенные отрядом для помощи на первую ночь пути, сменялись у носилок. Члены основной группы отдыхали. Они несли службу охраны: впереди примерно метрах в пятидесяти от носилок шел дозорный, чуть сзади — еще двое. За носилками шагал автоматчик — тыловое охранение. Так двигались до опушки, за которой, как было видно по карте, лежала открытая местность.
IV
Правдин, Маркин и Сосульников шли за Галушкиным, зорко всматриваясь во мрак ночи, а из голов их не выходила мысль: что будем делать, если за ночь не успеем дойти до леса и на открытой местности пас обнаружат немцы?
Видимо догадываясь, о чем они думают, Галушкин сказал:
— Ничего, ребята, все будет хорошо. Я счастливый. Если полсотни карателей да двадцать полицаев не сумели семерых нас взять тогда на Березине, то тут мы что-нибудь придумаем.
— Какое же это, Боря, счастье? Из семи вас отбилось только четверо, — спросил Сосульников.
— Да. Это верно, Андрей. Я подумал только о себе. Ну ничего. Главное — не падать духом и всегда быть наготове.
Стемнело. Над низиной поползли отяжелевшие от влаги облака. Где-то громыхнул гром. Молния зигзагами расшила низкое небо. Потянуло холодным ветром. Пошел дождь. Идти становилось все труднее. Онемевшие руки разжимались. Кто-то предложил приспособить к носилкам ремни от грузовых парашютов. Ремни надели через плечи. Нести носилки стало немного легче.
Когда впереди показалась долгожданная стена деревьев, невольно ускорили шаг. Вошли в густой лес, остановились. С удовольствием растянулись под деревьями. Лежали, пока через промокшую одежду не почувствовали холод.
Пора было идти дальше. Нашли просеку, осторожно пошли по ней. Вдруг короткий свист заставил партизан вздрогнуть и остановиться. Это был сигнал опасности, поданный головным дозором. Быстро собрались вместе, сошли с просеки. Носилки унесли подальше в лес и приготовились к бою. Затаив дыхание, всматривались туда, откуда подан сигнал. Ждать пришлось долго. А может быть, так показалось. Наконец на просеке замаячили три силуэта. Галушкин в бинокль увидел, как неизвестные с оружием в руках медленно шагали в их сторону. «Может, пропустить их и идти своей дорогой? — подумал он. — А чего нам бояться? Их только трое. Остановим, расспросим о дороге и разойдемся». И он крикнул: