Чекисты. Книга вторая
Шрифт:
Я ответил, что у нас в Калигране дома тоже есть. Столяров рассердился и сказал: “Ты, Рахтуге, тюлень. Будет война, и на вас сбросят такой гарпун, что море станет кипящим чаем, в котором сварятся все ваши моржи и нерпы, а от яранг и школ останется пыль”. Он говорил еще много другого, думал, что я не понимаю и мне нужно все объяснить. Но я уже понял, что он хочет… Я только спросил у него: “Ты не русский?” Он ответил: “Да, я не русский, а ты, Рахтуге, если ты не тюлень, будешь моим первым помощником и получишь много денег.” Я ему не ответил, только посмотрел на него.
Тогда
— Где же он теперь? — сорвался голос у Бориса.
Рахтуге неловко потоптался на месте.
— В моей яранге маленькие дети… Они будут бояться чужого человека, — проговорил он. — Я не знал, что тут Прокофьев, и думал, может быть, ты, Борис Николаевич, пустишь его на ночь к себе…
— Твой пассажир поместится, конечно, здесь, — сказал Прокофьев. — Пойдем к нему! Где ты его оставил?
— Здесь на улице, в нарте… Я сейчас принесу, — заторопился Рахтуге.
Он вышел и через минуту вернулся обратно, неся в охапке заиндевевшую крупную фигуру, скрученную ремнями. Борис удивленно уставился на Рахтуге:
— И ты его держал на морозе все время, пока разговаривал с нами?
— Так мороз ведь не сильный, — сказал Рахтуге. — На пол можно?
Не дожидаясь ответа, он опустил ношу на медвежью шкуру, распластанную у стола, потом снова вышел, вернулся с чемоданом и положил его на табуретку.
Несколько секунд никто не нарушал молчания. Наконец Прокофьев поднялся с места, подошел к лежавшему на полу.
— Добрый конец — всему делу венец. Каким путем пожаловали на Чукотку?
Лежавший, не ответив, зло взглянул на Прокофьева.
— Признаюсь, ваша вторая профессия, зоотехника, для меня неожиданность, — сказал Прокофьев. — Работали, наверно, в прошлом у Ломэна, оленьего короля Аляски?
— Развяжите меня, — хрипло ответил человек. — И вообще отвечать вам ничего не буду.
— Напрасно, — негромко произнес Прокофьев и попросил Рахтуге развязать задержанного.
— Вставайте, садитесь на диван. Вот так… Некоторые данные нам уточнят ваши рэтэнские друзья, мы вместе с вами заедем за ними днем… Содержимое чемодана определит и другие страницы вашей деятельности. Думаю, поймете, что упорствовать ни к чему… А у вас добротная техника, — добавил Прокофьев, извлекая из чемодана небольшой фотоаппарат и разглядывая счетчик. — Уже успели сделать двадцать семь снимков? Будем надеяться, что они не отсырели.
Прокофьев помолчал, разглядывая бумаги в чемодане, потом снова обратился к задержанному:
— Только зачем вы с Гырголем переснимали в Рэтэне геологическую карту Акопова на кальку? Проще ведь было воспользоваться аппаратом… Не хотите отвечать? Впрочем, я сам вспоминаю: карта у Акопова была черновая, неясная, детали могли не получиться на фотопленке. Ну, здесь идут чертежи Гырголя. Вот их-то с вашей стороны неосторожно было оставлять у себя в подлиннике, надежнее было переснять. Или думали: среди “туземцев” все сойдет?
Человек, сидевший на диване,
— Дайте мне чаю, — глухо сказал он.
— Сейчас… мистер, — серьезно отозвался Борис, глядя на нежданного гостя. — Надо поздравить вас: меня-то вы ловко разыграли: “В Мытищах сосны, автомашины…”
Борис порывисто встал, подошел к печке, открыл духовку и обернулся к охотнику:
— Рахтуге, садись. Чай еще горячий.
— Нет. Попью дома, — ответил Рахтуге, надевая малахай. — Когда поедешь в порт? — спросил он у начальника заставы. — Я поеду с тобой. — Помогу отвезти гостя. Собаки у меня резвые.
— Спасибо, Рахтуге, — коротко ответил Прокофьев. — Я сам хотел тебя об этом просить.
Г. Гришин, А. Нормет
ПО ПЛАНУ КАПИТАНА ВИЛЛЕРА
(Из документальной повести “Листья падают”)
Проклиная дождь, лес, Саалисте, его друзей, а заодно и себя, Янсен вяло тащился от одного дерева к другому. Привычка заставляла его временами останавливаться и внимательно оглядываться вокруг, хотя было очевидно, что в эти гиблые места, да еще в такую погоду, ни одна живая душа не заберется. Собственно говоря, он совершенно напрасно злится на дождь: ничего лучшего нельзя было желать человеку, который хочет скрытно пробраться к одному ему известному месту. А пробраться надо было обязательно сегодня. У Янсена для Саалисте есть очень важная новость. Саалисте она придется как нельзя более по сердцу…
…До мельчайших подробностей помнит Янсен то утро, когда, совершая обычный обход, он в двух километрах от хутора натолкнулся на связанного, вывалянного в грязи человека с кляпом во рту. Связанный лежал под деревом и глухо стонал. Янсен осторожно вытащил кляп и, не развязывая незнакомца, стал расспрашивать о случившемся. Человек был насмерть перепуган и на вопросы объездчика отвечал несвязно. Но Янсен все же понял, что перед ним шофер. Накануне вечером он возвращался из района на “победе”. По дороге его остановил одинокий прохожий, поднявший руку. Тут же из-за деревьев выскочили еще трое, направили на шофера пистолеты, связали, сунули в рот кляп и перетащили сюда.
Янсен развязал перепуганного водителя, и тот, пошатываясь, побрел в район.
На другое утро продавец в магазине сельпо среди прочих районных новостей сообщил матери Янсена, что несколько бандитов на “победе” ограбили прошлой ночью продуктовую лавку в районе. Машину потом нашли, а грабители исчезли.
Янсен рассказал все это Саалисте при очередной встрече. Похоже было, что грабители сделали заготовку продуктов на зиму. Объездчик даже высказал предположение насчет того, в каком месте может скрываться банда: он ведь хорошо знает все заброшенные уголки леса. Саалисте внимательно выслушал, подумал и приказал Янсену разыскать банду. Глядя в упор на объездчика, он медленно, с расстановкой произнес: