Человеческий панк
Шрифт:
— Трус, — фыркает Дэйв. — Ты просто боишься.
Я знаю, что не боюсь. Просто это неправильно. Я отворачиваюсь, чтобы уйти.
— Ты говнюк, кидаешь своих друзей, съебываешься неизвестно куда.
Я разворачиваюсь назад, так что между нами остаётся около фута, отвожу к поясу сжатый кулак, готовый впечатать костяшки ему в лицо. Один удар — и я сломаю ему нос, испачкаю рубашку кровью. Я отклоняюсь назад, Дэйв делает замах. Я отступаю в сторону, он пролетает мимо, цепляю его за ногу, так что он валится на землю. Внутри вскипает ненависть, но я сдерживаюсь. Честность всегда наказуема, но, кажется, на этот раз мне удалось выпутаться, я отворачиваюсь и ухожу. Сзади орёт Дэйв, как всегда, несёт всякий бред без связи и смысла. Лучше я буду один, буду сам принимать решения. Так всегда было и так всегда будет. Сейчас я чувствую, что победил.
Я останавливаюсь купить картошки, злость медленно утихает, пока я смотрю, как она жарится. Парочка рядом спорит, брать пирог с рыбой или рыбу. Они навеселе, поэтому путаются, и смеются, когда в голове у них проясняется, и они понимают, о чём спорили. Им приносят один пирог и одну порцию рыбного филе. Женщина кладёт голову мужчине на плечо. Я подхожу к двери и смотрю наружу. Начинается дождь, быстро собираются лужи. Картошка готова, я забираю её, посыпаю солью, выхожу под дождь и иду домой. Вкус у неё дерьмовый, но я всё равно ем. Дэйв идиот, ну и пошёл он. И Крис тоже. Все они мудаки, не способные измениться. Я думаю, нашим отношениям пришёл конец. Я знал этих людей, но теперь они — часть прошлого. Я уже взрослый, правда, без денег и без работы, но зато у меня есть возможности. Эти двое мне не нужны. Больше между нами нет ничего общего. Совсем ничего.
ВСПЫШКА СВЕТА
Проходя мимо, стучу в окно паба, Дэйв и Крис поворачиваются, узнают меня, ухмыляются в ответ, Дэйв поднимает палец в американском стиле — пара замотанных бульдогов. Вхожу и просачиваюсь через пятничных алкашей, сквозь толпу бритых черепов и крашеных блондинок, от восемнадцати до сорока пяти годов, седовласые мужики в возрасте собрались в углу у игральных автоматов. Дэйв наклоняется вперёд и пытается шлёпнуть меня по голове, когда я прохожу мимо, но я слишком быстр, отклоняюсь влево, пускай тупой мудак стучит по воздуху, и он теряет равновесие и едва не падает. На заднем фоне бормочет Трики, что, мол, надо оставаться в правительственных рамках, и мне кажется, я знаю, что он хочет сказать. Его голос проникает в каждый уголок паба, смешивается со смехом, глубокий порыв жизни, далёкой от лощёных рекламных плакатов, свободный от сладкой лжи политических цитат. Мне одним махом наливают пинту неирландского «Гиннеса», за стеклом — белая пена, и чёрная основа постепенно проявляется, становится всё толще.
Я хочу выпить, жду, пока пена осядет, схлёбываю дюйм молока сверху. Прекрасно. Ничто не сравнится с вечером пятницы. Можно лагер, можно портер. Неважно. Я поворачиваю — и мы оказываемся лицом к лицу с Микки Тоддом, уважаемым членом местной культуры свободного предпринимательства, человеком, который даёт попробовать продукт перед продажей, и тем гарантирует, что товар отличный, глаза острые, ум живой. Спрашивает, достал ли я билеты, про которые мы говорили, улыбаюсь своей лучшей улыбкой, лезу в карман и достаю лакомый кусочек — длинный коричневый конверт, четыре места на схватку тяжеловесов в следующем месяце в Уэмбли. Микки целует билеты, говорит про золотую пыль и достаёт пятидесятки. Благодарит за доступные цены и хороший сервис, хлопает по плечу, говорит, если может чем помочь, чем угодно, пускай я дам знать. Наглый мудак. Типичный бизнесмен, но любит разыгрывать из себя бандита, а я не собираюсь тут объяснять ему, что он педрила, которого я помню ещё сопливым хулиганом в вишнёво-красных мартенах и балахоне, отморозком, который бегал и лупил людей молотком. Во-первых, я привык к своим ногам, а во-вторых, остальные — ещё хуже.
Лучше работать с теми, кого знаешь, получать скромную прибыль и контролировать ситуацию, особенно с такими, как Микки Тодд, который с братьями держит охранную контору, и в то же время контролирует торговлю наркотиками класса А вокруг М25, в свежепостроенных городах и районах Внешнего Лондона и Долины Темзы, где среди населения полно молодёжи, они хотят выйти на грань, доказывая, что выживают только правильные. Мы перекидываемся парой фраз, и он идёт в сортир, а я отпиваю ещё пива и продолжаю путь к Дэйву и Крису. Два парня видят тему и делают шаг вперёд, все в прыщах и одноцветных татуировках. Я, не считая, сую деньги в наружный карман, передаю им дозу и спрашиваю, как им звук. Они успокаиваются и лыбятся, говорят, что Трики охуенный мудак, что он играет очком оппозиции. Я иду вперёд, и они исчезают. Перекладываю деньги во внутренний карман, там им будет безопаснее.
— Ебанись, Аль Капоне пришёл, — кричит Дэйв, и к нам поворачиваются головы.
Его руки обнимают двух женщин, они хихикают, но не смеются, у них милые мордочки и удачные тела, они пришли выпить в честь конца недели, стиль торговой галереи, лица бледны, и загар Дэйва это здорово подчёркивает, зализанные назад волосы, доступные девушки, они хотят любить и быть любимыми, не волноваться о серьёзных вещах, клубящихся на горизонте. Я пью пиво, Дэйв ухаживает за девушками, я отслеживаю лёгкий поток его юмора и отражаю его выпады, не даю себя поймать — игра, в которую мы играем со дня знакомства. Те ночные рейды и сломанные кости остались в прошлом, теперь это схватка умов, что опасно вдвойне, примета времени. Он в плену собственной энергии, и я смотрю, как он летит на скорости больше ста миль в час и врезается головой в ближайшую стену, подбираю его и отряхиваю его «Стоун Айленд». Естественно, он на чарли.
— Серьёзно, девочки, это мой старый дружбан, отличный парень, таких редко встретишь. Ну, чуток слишком серьёзный, признаться честно, дрочила конечно, ну, такой он, сидит, думает чего-то, когда надо идти и делать, жалкий мудак, ему остаётся только улыбнуться, когда о том, как спасти Родину, пиздят профессионалы. Я догадываюсь лучше, чем он знает.
Девчонка с короткими волосами говорит Дэйву, чтобы он помягче. Он извиняется и интересуется, из благородных ли она, может, она только что из Замка Виндзор, едет в Балморал на чай к королеве, остановилась по дороге бухнуть с плебеями. Он тянет её к себе, но она лёгким движением стряхивает обнимающую руку. Она качает телом, и мне нравится лёгкий баланс, нравится, как она высвободилась, что Дэйв даже не понял, что случилось, что она держится очень дружелюбно, но в то же время себе на уме. Под виниловой курткой на ней короткий топ, светлые джинсы свободно висят на ногах. Она отлично смотрится. Бритвенно зелёные глаза и яркие черты лица. Сильный человек, который может за себя постоять, у неё толстые, налитые кровью губы.
— Этот мой кореш, который пьёт ирландскую воду, у него собственная империя звукозаписи, в курсе?
Дэйва не остановить, он продолжает стебаться.
— Эта женщина как раз говорила, что тут дерьмовая музыка, — и тут ты приходишь.
Крис поднимает глаза к потолку, Дэйв готовится выдать очередную вдохновлённую кокаином тираду. Крис молчит. Ему нравится спокойная жизнь. Чем проще, тем лучше.
— Пока некоторые работают с девяти до пяти, этот парень вынюхивает что-то по чужим чердакам, стоит в церкви и продаёт странным людям в целлофановых плащах исцарапанные пластинки. Не знаю, на что он живёт. Вообще не понимаю. Наверно, я чего-то не знаю.
Чтобы выжить, одинокому мужчине не так много надо. Тебе же ни к чему все новые примочки. Но у Дэйва едет крыша, язык за ней едва поспевает. Зайди трезвым в паб, и последнее, что тебя там обрадует — друг, обдолбанный вусмерть, которого пробило на трёп, и он опускает тебя перед людьми, которых ты впервые видишь. Я хочу ударить Дэйва, вырубить его на фиг, но я такими делами не занимаюсь.
— Я зову его Панч, такой уж он страшный мудак. Остальные счастливы просто сходить в «Рокетс», нажраться, счастливы, если удаётся выебать какую-нибудь страхолюдину на автостоянке, но он с нами не ходит, потому что там надо носить рубашку и брюки. Говорит, музыка говенная. Правда, мудак?
— Знаешь что, — говорит коротковолосая девчонка, лицо раскраснелось, кровь так и кипит. — Ты и сам отнюдь не красавец. А он не страшный. Иди взгляни в зеркало.
Её челюсть выдвигается вперёд, и на мгновение мне кажется, сейчас она ударит Дэйва, и я смотрю на гладкую кожу плоского животика, на сжатые кулаки. Когда получаешь такие комплименты, незнакомка говорит, что ты не такой уж и страшный, поневоле улыбнёшься. Ништяк. Вообще, незачем позволять Дэйву стебаться надо мной перед незнакомыми, и я наклоняюсь вперёд и вдавливаю палец в логотип на его значке «Стоун Айленда», говорю, я Мистер Панч для всяких лоходранцев, которые половину жизни проводят под лампами дневного света, маринуясь в машинном масле. Я тяну за значок, и он дрожит, глаза сосредоточились на кнопках, на растянутой белой полоске, на фунтах и пенсах.