Человеческое тело
Шрифт:
Эджитто слегка повышает голос:
— Полковник, я совершил ошибку. Вся ответственность лежит на мне.
Он заявляет это настолько твердо, что на сей раз Караччоло не может запретить майору внести все в протокол. Замолчав, полковник глядит на Эджитто: ну зачем ты это делаешь? Зачем ищешь забот на свою голову? К чему это приведет? Разве ты еще не понял, что, если будешь строить из себя героя и доказывать свою щепетильность, это ничем хорошим не закончится?
Но дело не в их отношениях и не в верности принципам. Для Эджитто все куда проще: нужно четко понять, что тебя касается, а что нет. Тела солдат на базе
Караччоло вздыхает. Потом голосом, в котором от дружеского тона почти не осталось и следа, говорит:
— Лучше нам вернуться к этому разговору в другой раз. Лейтенант имеет право спокойно продумать стратегию защиты. — Он берет листы с отчетом и, похлопывая по краям, складывает в ровную стопку.
— А с этим что будем делать? — спрашивает офицер без знаков различия, тряся в воздухе пакетиком с капсулами.
— Ой, ради бога! — стонет Караччоло. — Выбросьте, пожалуйста! — Потом обращается к нему: — Алессандро, ты должен знать, что тебе грозит отстранение от службы на срок от двух до четырех месяцев плюс денежное взыскание, о котором речь пойдет позже. Пока решение по твоему делу не принято, я вынужден освободить тебя от исполнения обязанностей. Я знаю, что ты живешь в казарме, но тебе придется найти временное жилье. Я постараюсь сделать так, чтобы, когда ты вернешься к службе, тебя поселили в той же комнате.
— Полковник, в этом нет никакой необходимости. — Он отвечает, не раздумывая. Так вот она, новая возможность изменить свою жизнь.
Караччоло заметно разочарован.
— Как это понимать?
— Я согласен на максимальный срок отстранения от службы. А о комнате не беспокойся! Полковник, мне надо кое о чем с тобой поговорить.
Вещей у него немного: две битком набитые сумки и рюкзак — жизнь в казарме сделала его неприхотливым. Что делать с купленной на собственные деньги мебелью, он решит потом, а пока она отправится на склад на окраине.
Марианна сразу же прибежала, узнав о его скором отъезде. На ней длинный черный свитер, светлое лицо из-за тяжелого макияжа кажется грубоватым.
— Они не могут вот так взять и выгнать тебя. Ни в какие ворота не лезет!
— Никто меня не выгоняет. Меня переводят. Это в порядке вещей.
— Ну да, жаль только, что тебе не оставили даже свободы выбора. Это просто шантаж. Да еще посылают в Тмутаракань. Беллуно. В первый раз слышу! До сегодняшнего дня я даже не знала, где это.
Он не раскрыл ей всю правду. То, что он ей рассказал, — лишь малая часть правды. Всей бурлящей в нем энергии недостаточно для того, чтобы признаться Марианне, что это он решил уехать, бросить ее, как она выразилась, когда они разговаривали по телефону.
— Там готовят отличные кнедлики, — шутит он, — знаешь, что это такое?
Марианна качает головой:
— Не знаю и знать не хочу.
Она сидит на незастеленной кровати, прижавшись спиной к стене, туфли бесцеремонно упираются в белоснежный наматрасник. Из-за того, что подбородок опущен на грудь, кажется, что Марианна хмурится. Эджитто точно не знает, в чем это выражается, но сестра до сих пор сидит, сжавшись, как девочка-подросток. Может, только для него она на всю жизнь останется юной, совсем девочкой, даже когда у нее появятся морщины, а голова поседеет. Он думает, что она приходила к нему в казарму всего два раза: в день, когда он сюда перебрался, и сейчас, когда он уезжает.
— Знаешь, если поручить это дело адвокату, он точно…
— Никаких адвокатов. Не настаивай!
Марианна соединяет один за другим пальцы рук. В ее взгляде читается неслыханная сосредоточенность, координация движений идеальная, как и в прошлом. После всех войн, в которые она его втянула, Эджитто по-прежнему любит сестру, но это словно его личное дело, его любовь — как крылатое существо, обреченное, не зная отдыха, вечно парить в воздухе.
— Все равно это несправедливо, что тебя отправляют так далеко. И откуда такая спешка, я не понимаю, ведь пока что ты отстранен от службы.
— Мне надо найти жилье. Устроиться. Как только я обживусь на новом месте — приезжай!
Она спрыгивает с кровати и бросает ледяной взгляд на незастеленную постель.
— Ты же знаешь, что я не езжу по автостраде. Да и Карло, с тех пор как у него начала болеть спина, далеко не ездит. Может, ты забыл, но ему сделали операцию.
— Точно. Я и забыл.
Ничего не остается, как дать очередное обещание, самому придумать себе первое из мучений, ожидающих его в будущем.
— Тогда я приеду, — говорит он. Но потом прибавляет: — Как только смогу.
Марианна быстро целует его в щеку. Им всегда было неловко проявлять свои чувства, но оба помнят редкие и недолгие минуты нежности, совпавшие с решающими событиями в их жизни. Она направляется к двери.
— Мне пора. Уже поздно. Ты уверен, что это радио работает? На вид совсем развалюха. — Она рассеянно роется в сумке, потом вновь глядит на него, подняв брови. — Алессандро, не забывай, что ты никогда не был в состоянии позаботиться о себе!
На самом деле, по крайней мере, судя по началу, это не так. В Беллуно Эджитто сразу же находит квартиру: около сорока квадратных метров, но по-своему милая. Ничего лучше на урезанную зарплату ему не снять.
Он окружен мебелью, которую он выбрал из-за функциональности и внешнего вида. Она ни о чем ему не напоминает. Пройдет время, и возможно, с каждым из этих предметов окажется что-то связано.
До сих пор Эджитто ни разу не задумывался о том, чтобы завести собственный дом. Жизнь в казарме создавала ощущение чего-то временного, а он был уверен, что для него это самое лучшее, единственно возможное состояние. Нелегко расстаться с подобным взглядом на себя, но если прислушаться к тому, как он себя сейчас чувствует — умиротворенно, свободно, вполне спокойно, если не считать перепадов настроения, — придется признать, что он долгое время заблуждался. Возможно, Алессандро Эджитто должен жить так же, как все обычные люди: удобно, плывя по течению.
Тем временем в округе его постепенно начинают узнавать. Когда он отдает частицу себя — парню из бара, двум одиноким служащим в местном отделении банка, синьоре из прачечной, которая после недавней операции на запястном канале ходит с перебинтованной рукой, — взамен люди тоже раскрываются перед ним. Дело это долгое, мало-помалу нужно избавиться от взаимных подозрений: так он создает вокруг себя безопасную зону, единственная граница которой — окружность, окаймленная белоснежными Доломитами.