Человек человеку - кот
Шрифт:
Птич остановился и, медленно переводя дыхание, стал всматриваться в совсем уже густую тьму. Жаль было, что кошачьи глаза всё же не действуют подобно фарам и не могут осветить то, с чего Кузя почти не сводил взгляда, лишь изредка на мгновение взглядывая на хозяина и как бы приглашая его поскорее заняться делом.
Однако человеческое зрение, хотя и уступающее кошачьему, тоже способно адаптироваться к темноте. Так что Птич, постояв с полминуты в неподвижности и не обнаружив за это время никаких признаков чьей-либо агрессивности, начал медленно, шаг за шагом, приближаться к тому, что находилось в десятке метров от него и отсюда представлялось ему небольшим — с футбольный мяч примерно —
Поняв это, хозяин Кузи испытал сразу несколько новых ощущений.
Первым из них был, наверное, всё-таки страх. Ничего удивительного: всякая неожиданность не только у кошек, но и у людей включает прежде всего инстинкт самосохранения, чьё проявление и называется страхом.
Однако, уже в следующее мгновение возникло и другое чувство, Птичу не столь привычное: азарт.
Вообще он был человеком спокойным, размеренным, как говорится — педантичным. Педантов не относят к людям азартным — и совершенно правильно. Но вот на сей раз реакция его оказалась именно такой. Быть может, азарт в зачаточном состоянии всегда обитал в Зеноне, но не возникало в жизни обстоятельств, в каких эта спора могла бы пробудиться к жизни и начать своё развитие. Птич ни разу не выигрывал в лотереи, голову его не озаряли свежие идеи, в его руки не попадали старинные карты с указанием зарытых кладов, и даже десяти рублей на земле он никогда не находил. Он не играл ни в футбол, ни в теннис, ни в преферанс. И считал себя совершенно недоступным для каких бы то ни было увлечений. Потому, кстати, и жил холостяком.
Но вот сейчас, когда произошло нечто — не станем говорить «таинственное», поскольку этого мы ещё не знаем, но уж во всяком случае неожиданное — сейчас это странное, ранее не испытанное чувство вдруг обозначилось и стало стремительно расти в нём, оттесняя всё остальное, и страх в том числе, куда-то на задворки характера.
Впервые на его веку возникла возможность пережить приключение. Так, во всяком случае, он почувствовал. И этого оказалось достаточно, чтобы Птич принялся поступать вопреки собственным традициям.
Остановившись шагах в пяти, Зенон Птич принялся медленно, методично сканировать взглядом всё окружающее, намеренно как бы не замечая явно постороннего предмета. Прежде всего, полагал исследователь, следовало убедиться в том, что неизвестный предмет, от которого и доносились всё более редкие звоночки, был тут одинок, и ни от чего другого не нужно было ожидать каких-то вмешательств. И, осторожно приблизившись ещё на шажок, он запретил себе совершать какие бы то ни было действия до того, как составит наиболее логичное представление о том, с чем же это он встретился и чего можно было ожидать от нарушившего его покой явления, а на что рассчитывать никак не следовало.
Он рассуждал — или пытался рассуждать — строго и беспристрастно, не позволяя никаким эмоциям сбить себя с толку. И каждый факт принимал лишь после всестороннего и достаточно глубокого анализа. Таким путем ему за какие-нибудь двадцать минут удалось прийти к следующим выводам:
Первое: ещё вчера (а «сегодня» если и наступило уже, то не более чем полчаса тому назад) здесь ничего подобного не наблюдалось. Это Птич подтвердил бы даже в судебном заседании, будучи предупреждённым. Давний обитатель (с мая по октябрь) этих краёв, он отлично знал, что место, в котором он сию минуту находился, разве что тёмной ночью могло показаться густым лесом, на самом же деле было всего лишь достаточно хилой рощицей, которая днём с лёгкостью просматривалась насквозь. Где-то метрах в четырёх от того места, где Птич сейчас стоял, шла хорошо натоптанная тропа, проложенная грибниками.
Рассуждая далее, Зенон не прошёл, разумеется, мимо такой вероятности: уже вечером, в сумерках, тропою воспользовался какой-то гражданин, чтобы сократить путь от дачного посёлка до станции. С собою прохожий имел нечто — вероятнее всего, всякий мусор вроде консервных банок, пластиковых бутылок, куриных костей и тому подобного, упакованного в чёрную плёночную сумку; избавиться от мусора в посёлке почему-то не решился, а тут, где никто за ним не наблюдал, просто размахнулся — и швырнул подальше. Аккуратность, к сожалению, даже при рыночной экономике не приходит сама собой. Так что такой вариант событий представлялся как бы самым вероятным.
Но только на первый взгляд. Потому что трудно было предположить, что выброшена, в числе прочего, могла быть музыкальная шкатулка с колокольчиками. В наши дни антиквариатом не бросаются. И тем более никто не стал бы швырять прочь работающий плейер.
Правда, гипотетический прохожий мог находиться в нетрезвом состоянии. А такие, как известно, могут под настроение выкинуть не только плейер, но и самого себя с какого-нибудь двадцатого этажа. Однако, на эту мысль тут же нашлось возражение: в подобном состоянии люди обычно передвигаются с характерным звуковым сопровождением — исполняют песни из довольно узкого репертуара, или произносят без всякого повода монологи, не воспроизводимые в печати — во всяком случае, раньше не воспроизводившиеся, когда ещё существовало понятие приличий. Опять-таки, это никак не прошло бы мимо музыкального слуха Зенона, как не миновал его грохот…
Да! Вот уж действительно — про слона он и забыл. Хотя и приметил его вовремя.
Грохот этот, да ещё и кратковременное сияние, с представлением о прохожем никак не вязались.
Грохот. Свет. И в результате — этот вот предмет?
Может быть, он свалился сверху? Скажем, взорвался самолёт, и упавшее является частью машины или же багажа? Или (Птич почувствовал, как холодный озноб вдруг пробрал его до костей), не дай Бог, лётчика или даже пассажира? Всё-таки, даже на минуту нельзя забывать, что мы живём в век терроризма…
«Ужас!» — только и смог подумать Птич, когда его воображению представилась чья-то голова, отрезанная и аккуратно упакованная в чёрный полиэтилен.
Террористы! Ну конечно же! И, скорее всего, голова тут не при чём. Бомба! Всё совершенно ясно, коварный замысел: летать вечерами на самолётах и разбрасывать бомбы — в расчёте на извечное людское любопытство. Потому что всякому ясно: нормальный человек, увидев валяющийся без присмотра аккуратно упакованный предмет, ни за что не пройдёт мимо просто так. И не побежит сразу же в милицию, чтобы сообщить о подозрительной находке. Прежде всего он захочет самолично разобраться в том — а что это такое, и не пригодится ли оно в хозяйстве. И уж только если находка окажется ну совершенно не нужной…
А может быть — забирай выше? И злобный замысел принадлежит вовсе не каким-нибудь талибам, или как их там (Птич следил за политическими событиями не очень внимательно), но тем неизвестным, что безнаказанно шныряют над миром в своих летающих тарелках. И вполне способны ловить людей на такую вот простую наживку, чтобы, воспользовавшись их доверчивостью, незаметно приблизиться, и…
И едва такая мысль успела созреть в его голове, как некто, бесшумно подкравшийся сзади, неожиданно и крепко схватил его за плечо. Просто-таки вцепился.