Человек и наука: из записей археолога

Формозов Александр Александрович

Судьбу коллекций из Чоха и определили эти музейные нравы. Но и В. Г. Котович здесь не без греха. Он жил в Махачкале до конца дней и не мог не знать о состоянии добытых им материалов. Но после защиты диссертации и издания своей книги к самим находкам интерес он потерял.

Рассмотрим теперь несколько иной случай. Неподалеку от Бурети расположена еще одна позднепалеолитическая стоянка — Мальта. Открывший и исследовавший ее М. М. Герасимов кроме предварительных сообщений о раскопках ничего о ней не написал [46] . Между тем это поселение — с остатками жилищ, погребением ребенка, многочисленными произведениями искусства эпохи палеолита — очень важно и заслуживает исчерпывающей характеристики. После смерти М. М. Герасимова встал вопрос о создании такой монографии, и меня пригласили принять участие в ее подготовке. Что же выяснилось? М. М. Герасимов начал раскопки будучи сотрудником Иркутского краеведческого музея. Переехав в 1932 году в Ленинград,

он забрал с собой — по сути дела похитил из музея — все наиболее выразительные вещи из раскопок 1928—1930 годов. Статуэтки женщин и птиц из бивня мамонта, пластинку бивня с гравированным изображением этого животного, громоздкую вырезку грунта с погребением ребенка он подарил Эрмитажу. Эти действия можно, вроде бы, оправдать тем, что большая часть оставленных в Иркутске предметов утрачена, а увезенные — налицо. Но само отношение специалиста к музейным фондам выглядит по меньшей мере странно.

46

Литературу см.: Н. А. Береговая. Палеолитические местонахождения СССР. С. 86.

Живя в Ленинграде, археолог продолжал раскопки Мальты. Материалы сезонов 1933—1934 годов поступили в Музей антропологии и этнографии Академии наук СССР, а 1937 года — в Эрмитаж. После войны М. М. Герасимов обосновался в Москве. Возобновив в 1956 году изучение стоянки, он сдал часть новых находок в Исторический музей, а особенно интересные — статуэтки, резную кость — более пятнадцати лет держал у себя дома. В государственное хранилище они попали только после смерти М. М. Герасимова. В результате палеолитические орудия из Мальты разбросаны по четырем музеям. Работать с ними крайне трудно. Весьма вероятно, что обломки какого-нибудь костяного дротика экспонируются в трех городах — в Иркутске, Ленинграде и Москве. Сопоставить в целом близкие, но различающиеся в деталях предметы, провести подсчет отдельных категорий инвентаря стало практически невозможно.

С письменной и графической документацией получилось еще хуже, чем с коллекциями. В конце 1920-х — начале 1930-х годов подробных отчетов о раскопках не требовали, и в архиве Института археологии есть лишь краткие отписки на двух-трех страничках, почти бесполезные для воссоздания выявленной в поле картины. После войны требования повысились. Но в архиве имеется отчет всего за один сезон — 1956 года, — притом чрезвычайно небрежный. Подписей под фотографиями в альбоме нет. В тексте пропущены и так и не вписаны сведения о том, каким видам животных принадлежат найденные кости. Полевой комитет института, несмотря на это, отчет принял. Этот текст М. М. Герасимов опубликовал в журнале «Советская этнография», а оттиск статьи сдал в качестве отчета за 1957 год, хотя в ней говорилось только об исследованиях предшествующего года. И эта «филькина грамота» была утверждена. За третий полевой сезон — 1958 года — отчет вообще подан не был, и за двенадцать лет никто о нем М. М. Герасимову не напоминал [47] . В итоге по поступившим в архивы материалам сколько-нибудь полного представления о широко раскопанном и первостепенном по значению археологическом памятнике мы получить не можем.

47

М. М. Герасимов. Отчет о раскопках Мальтинской стоянки 1956 г. // Архив Института археологии АН СССР. Р. 1. № 1384; он же. Отчет о раскопках Мальтинской стоянки 1956—1957 гг. // Там же. № 1710.

Оставалась надежда на полевые дневники и чертежи, хранившиеся у исследователя дома. Надо было добиться у семьи передачи их в архив нашего института. Директор Б. А. Рыбаков заниматься этим не захотел, и вдова М. М. Герасимова, Т. С. Вандербеллен, отослала эту часть архива покойного мужа сотрудникам его послевоенных экспедиций, работавшим в Иркутском университете. Хотя именно они пригласили меня в соавторы монографии о Мальте, мне поступившую к ним документацию посмотреть не удалось. У кого она теперь, не ведомо.

В 1972—1973 годах я обращал внимание на сложившуюся ситуацию дирекции и полевого комитета Института археологии. Реакция была своеобразной — меня осудили за то, что я черню светлую память М. М. Герасимова и развожу склоку. Книгу о Мальте при данных условиях ни ленинградцы, ни москвичи, ни иркутяне, конечно, никогда не издадут.

Кто виноват в этой печальной истории? В первую очередь — сам исследователь. Но очень велика вина и его коллег. На протяжении четырех десятилетий они в общих чертах знали, что происходит, но молчали. Нельзя же обижать нашего обаятельнейшего «Мих-Миха» или его несчастную вдову Тамару Сергеевну! Вместо них обидели науку.

Можно привести много других аналогичных случаев. В. М. Массон, например, привозит из экспедиций, изучающих многослойные поселения древнейших земледельцев Туркмении, только целые сосуды, а тысячи черепков выбрасывает, хотя даже в Москве нет образцов этой ранней керамики. Но довольно. Суть дела ясна. Любой человек, занимавшийся в наших провинциальных музеях, знает, что положение с коллекционным фондом из раскопок катастрофическое. Материалов дореволюционных лет

нет уже в большей части музеев, даже в городах, лежащих за тысячи километров от некогда оккупированной фашистами территории. С развертыванием спасательных работ на новостройках в некоторые музеи вливается поток новых коллекций. Но поинтересуйтесь, что с ними делают. В Краснодаре во дворе расстилают брезент, на него ставят хрупкие лепные сосуды из курганов, сверху кладут другой брезент, чем все хранение и ограничивается. Дождь и снег вскоре превращают ценные находки в груду черепков.

В столицах немногим лучше. В старейшем русском музее — Антропологии и этнографии — все время обсуждают, как бы избавиться от археологического отдела (основного нашего фонда по палеолиту!): то ли передать куда-нибудь, но это сложно оформить, то ли вывезти в подвалы за пределы Ленинграда — в Парголово, Коломяги.

И Исторический музей археологические материалы сейчас старается не брать. Их просто негде разместить.

В Институте археологии Академии наук дирекция озабочена лишь тем, как бы пооперативнее очищать от завалов все подсобные помещения; Е. И. Крупнов не раз предлагал пустить «ненужные коллекции» под паровой каток.

Сложилось парадоксальное положение: страна тратит немалые средства на исследование археологических памятников, бухгалтерии терзают начальников экспедиций из-за каждого не так оформленного рубля, а результаты трудоемких работ пускают по ветру. Находки гибнут, отчеты пишутся кое-как, солидные публикации печатают редко.

Между тем предметы, собранные при раскопках, дневники, фотографии и чертежи, документирующие этот процесс, имеют непреходящую ценность. Наши идеи, догадки, гипотезы быстро устареют, а факты должны остаться в распоряжении науки навсегда. И сегодня ученые обращаются к составленной в начале XVIII века сибирской коллекции Петра I, к скупым сообщениям о проведенных более двухсот лет назад раскопках кургана Литая могила. Нельзя оправдать происходящее тем, что памятников у нас несметное количество. Пропали материалы из одной стоянки, раскопаем другую. Ничего равноценного ни Мальте, ни Бурети, ни Чоху пока не найдено. Идея неисчерпаемости наших богатств достаточно скомпрометирована опытом «покорения природы». Исчерпываются запасы и воды, и леса, и нефти.

Видимо, причина всех бед кроется не в таких частных моментах, как отсутствие нужного числа зданий для фондов, назначение случайных людей директорами музеев, безответственность и беспринципность вельмож от науки. Корень зла — в общей установке действующего сейчас поколения. Люди думают о сиюминутном успехе — о получении степеней и званий, о построении эффектных схем, способных поразить воображение невежд, а не о базе исследований, не о работе надолго, для наших преемников.

Когда в 1972—1973 годах я говорил об этом в своем институте, я не встретил понимания ни у начальства, ни у сверстников, ни у молодежи. Руководство отчитало меня за то, что я бью в набат по поводу каких-то пустяков, вместо того, чтобы внести вклад в развитие передовой марксистской теории и борьбу с вредными буржуазными течениями в археологии. Директор Б. А. Рыбаков, числившийся одновременно председателем Музейного совета Академии, не пожелал, используя свое положение, создать музей при институте или хотя бы защитить археологический отдел Музея антропологии и этнографии. Что касается молодежи, то она возмутилась моим стремлением загрузить ее черной работой. А какой вой поднялся в Историческом музее в ответ на законное требование Министерства культуры начать проверку фондов. Для сотрудников это, конечно, морока, но ведь и прямая их обязанность! Они же давно привыкли к тому, что главное — не возня с коллекциями, а писание статей и диссертаций.

Мои грустные наблюдения и размышления связаны, естественно, с лучше всего известной мне сферой, но те же тенденции выявляются и в других областях. Из старых зданий Российской государственной библиотеки за черту Москвы — в город Химки — вывезены не только все газеты (а как они нужны тем, кто занимается XIX и XX веками!), но и львиная доля иностранной литературы по истории. Ради какой-нибудь журнальной заметки приходится тратить четыре часа на дорогу в Химки и обратно. А там сталкиваешься с очередной глупостью: в новое хранилище отправили книги, а каталог остался на прежнем месте. Значит, сперва надо узнать шифр издания на Моховой, а потом вновь ехать в Химки. Проще отложить знакомство с заинтересовавшей тебя книгой до командировки в Петербург, где, впрочем, газеты столь же недоступны. Я писал об этом в «Советской библиографии» [48] , но без всякого толка. Ведь и строительство метро, поставившее национальную библиотеку страны на грань гибели, не обеспокоило тех, кому ведать надлежит [49] .

48

А. А. Формозов. Позднее прозрение // Советская библиография. 1986. № 3. С. 60.

49

О. Г. Чайковская. Сдвиг // Литературная газета. 23 марта 1986 г. № 13 (5079). С. 11. Она же. Сопротивление // Там же. 26 ноября 1969 г. № 48 (5114). С. 12. Вокруг главной библиотеки // Там же. 11 марта 1987 г. № 11.