Человек из чужого времени
Шрифт:
– Вполне логично, – снова раздался у них за спиной тот же голос, – папа Карло начал делать Петра в России, а дядя Миша сделал из него Петрушку в Штатах. Совместное предприятие по производству железного Буратино.
Михаил не оборачивался и продолжал стоять молча. Он понимал, что это провокация. Елизавета Аркадьевна не выдержала и, обернувшись, резко спросила:
– За что вы так не любите Америку?
– Я не люблю? Да я ее просто обожаю. Даже доллары на память покупаю, чтобы усилить родные рубли.
Михаил взял свою спутницу за руку и быстро стал пробираться через толпу к выходу. Когда они наконец оказались у Иоанновского равелина, он увидел ресторан со стилизованной вывеской «Аустерия».
– Давайте зайдем, пообедаем и немного поговорим без свидетелей.
– Ну наконец-то вы заговорили. Конечно, мне будет приятно пообедать с вами, Михаил.
В ресторан было не так-то легко попасть. Очередь стояла снаружи. Выходил метрдотель и приглашал внутрь, когда места освобождались. Им явно повезло. Из ресторана вышла большая группа иностранных туристов, и Елизавету Аркадьевну вместе с Михаилом пригласили за столик на двоих. Он стоял под сводом у стены, и им никто не мешал обменяться мнениями без посторонних. Пока дама Михаила некоторое время отсутствовала, у него приняли заказ.
– Я заказал, то, что вы хотели.
– Спасибо.
– Я еще под впечатлением.
– Конечно, он на себя много взял. «Мы с Растрелли…» А господин Бартоломео Растрелли, между прочим, видел Петра Первого совершенно иначе. По его модели был сделан нормальный памятник и в 1800 году поставлен перед Михайловским замком, где Павел Первый сделал более скромную надпись: «Прадеду правнук».
– Здесь я спорить не буду. Медный всадник Фальконе тоже проверен историей. А Пушкин вдохнул в него вторую жизнь, чем придал еще больше величия монументу. Правда, при этом он не написал на гранитной глыбе: «Пушкин и Фальконе Петру Первому». Но кто знает, что скажет завтра «просвещенная столица». В свое время так же воспринимался и импрессионизм. Одни заявляли: «Ужас!» Другие спорили с ними: «Бесподобно!»
– Мне кажется, в чем-то тот чудак у памятника был прав. Нельзя переносить свое отношение к советской власти на всю историю России. Будем считать, что это – некий дружеский шарж, выраженный в скульптуре.
– Я думаю, это такая новая тенденция. Символично и ко времени. И власть, и искусство, и новая история, и внешний облик – всё в одном.
– Бритоголовый пахан?
– Мне далеко до такого смелого суждения.
– Не беспокойтесь, это мое суждение.
– Сегодня смелые суждения очень дорого стоят. Да они, впрочем, всегда стоили дорого.
– Не всегда свое мнение и ощущение следует облекать в суждение.
– Недавно я прочитал сборник стихов Владимира Высоцкого. При жизни он не мог его издать. А сейчас – и страсти поутихли, и печатай, что хочешь.
– Вам нравится Высоцкий?
– Я его вообще не знал. Но, говорят, многим он нравится. Вот я и решил разобраться почему.
– Итак, Высоцкий.
– Да. Так вот, там были два стихотворения. Одно из них посвящено Шемякину-художнику и подчеркивает его мастерство и светское признание. А другое – простое, чисто личное, с обыкновенной человеческой симпатией к приятелю Михаилу Шемякину. Я не помню всего, но кое-что запомнил. Вот послушайте.
Я – ротозей, но вот не сплю ночами.(В глаза бы вам взглянуть из-за картины!) —Неймется мне, шуту и лоботрясу,Сдается мне – хлестали вас бичами?!Вы крест несли и ободрали спину?!И ребра в ребра вам – и нету спасу.Здесь все – и пьянка, и талант, и муки творчества, и гонение, и гениальность, и обычная житейская простота.
А вот и другое. По-простому.
Мишка! Милый! Брат мой, Мишка!Разрази нас гром!Поживем еще, братишка,По-жи-вем…Вот так мы во всем: для истории с пафосом, а между собой – от души и о главном.
– Сказал «поживем» и вскоре умер.
– Он живет в памяти и в сердце того, кому дорог.
– Ох, Михаил, какой же вы все-таки идеалист.
Когда они вышли из ресторана, дошли до стоянки, где была припаркована машина Елизаветы Аркадьевны, Михаил попрощался со своей статусной дамой. И вдруг она неожиданно сказала, попросту и без высокомерия:
– Здесь я должна была вас поцеловать. Но я этого не сделаю. Берегите себя, Михаил. Вы очень хороший человек. Прощайте.
– Так у вас было задание? – улыбнувшись, спросил ее спутник.
– Начала с него. А закончила лично. Извините. Спасибо за хорошую прогулку. Я завидую вашей Лизе.
– До свидания… Я вас видел с ним…
– Это случайность, совпадение. Мы редко бываем вместе… Он мой муж. Это и обязанность, и ответственность, и большая… – грустно заметила девушка и жестом выразила свое сожаление.
– И мой куратор.
– Уже нет… И это очень плохо. Берегите себя, Михаил. Еще раз спасибо и до свидания.
Он повернул к Троицкому мосту, прошел пятьдесят метров и столкнулся с Мариной. Она ничуть этому не удивилась.
– Ну вот и ты, а я уж подумала, что меня разыграли. Десять минут стою, жду. Думаю, может быть, не на том месте. И вдруг вижу тебя с девушкой. Красивая.
– Это был культпоход.
– По тому, как холодно вы попрощались, сразу видно, что это не любовная прогулка.
– Марина, о чем ты говоришь?
– Все, все, все. Я пошутила. Иначе зачем бы ты меня приглашал на свидание?
– Я приглашал?
– Да. Вернее, некий твой друг, которого ты попросил об этом.
– И что, он сказал, что я жду тебя здесь?
– Да. А что, разве не так?
– Я, конечно, очень рад тебя видеть, Марина, тем более что мне нужно было с тобой поговорить кое о чем, но я никого не просил звонить тебе и сюда не приглашал. Извини. Я думаю, кому-то надо было, чтобы ты увидела меня с этой женщиной. Может быть, и с тобой опасно встречаться?
– Что за бред?
– Я уже не знаю, чему верить, а чему нет. Мне все время приходится ждать неприятностей. Если я их ожидаю, они не происходят, но стоит чуть-чуть расслабиться – и они тут как тут.