Человек из прошлого
Шрифт:
— Я пользуюсь им для электроплитки, — объясняет она, улыбаясь моему недоумению. — Штепсель сломался, и временно я обхожусь так. Обещали прислать мастера, чтобы сделать всю проводку вместе с отоплением, но никто не приходит…
— Но ведь так вы можете убить человека, — замечаю сухо, аккуратно отодвигая провод.
— Конечно, — улыбается Лида. — Но зачем убивать человека?
Она, бедная, не знает, что я не привык отвечать на подобные вопросы — обычно я их сам задаю. Смотрю на нее испытующе. Есть люди наивные. Есть люди, которые притворяются
— У кого, кроме вас, есть ключ от этого помещения?
— У отца. Он хранит второй ключ.
Восстанавливаю прерванный прощальный жест и отворяю дверь.
За спиной слышу приветливый голос хозяйки:
— Заходите!
"Может быть, и придется", — говорю про себя, быстро спускаясь по лестнице. Хотя и не желательно. Затрагивает профессиональную честь. Если второй и третий раз встречаешься с одним и тем же свидетелем, это обычно означает, что ты недостаточно квалифицированно провел с ним первый разговор.
Снаружи послеполуденное солнце греет с необычайным для осеннего светила энтузиазмом. Молодые люди дефилируют по тротуарам. Они вышли на улицу, не выучив, вероятно, уроков на завтра. Я тоже еще не знаю своего урока, поэтому решаю использовать свободное время для того, чтобы заскочить в управление.
После роскоши солнечных улиц канцелярия моя выглядит мрачной и сырой. Здоровая деловая атмосфера, свободная от соблазнов безделья. Швыряю плащ на стул и берусь за телефон. Мне нужны несколько обычных справок об адресах, лицах и их гражданском состоянии. Это поможет спаять уже наличествующие мелкие детали в некий конгломерат.
Разговоры по телефону не отнимают у меня бог весть сколько времени. По этому можно судить о том, что наличествующие детали не только мелкие, но и весьма малочисленные. Когда-то, в начале службы, этот медленный, мучительный отрыв от старта меня просто приводил в отчаяние. Как будто бежишь во сне — напрягаешь все силы, а не можешь даже оторвать ногу от земли. Потом, конечно, я привык. Точнее, понял, что в таком деле, как наше, нет проку от лишних нервных затрат, что это именно дело, а не матч или состязание с невидимым и неизвестным злоумышленником. Действительно, какое это состязание? Рефери поднимает флажок и дает команду "вперед!”. Ты оглядываешься, но, кроме тебя, на беговой дорожке никого нет. "А где соперник?" — спрашиваешь. "А он давно уже умчался", — отвечает рефери и даже не считает нужным уточнить, что означает это "давно".
Гляжу в окно на чистое небо, чувствуется, что становится прохладнее, дневное представление близится к концу. Некоторым людям так везет в жизни, что в это время они уже собираются домой. Есть у меня, например, одна знакомая, которая в этот момент наверняка уже складывает в сумку свои драгоценные тетрадки с классными работами и собирается домой. Не помню, сообщал ли я вам, что она живет в Пернике. Образно говоря, в двух шагах отсюда, принимая во внимание современный транспортный прогресс. Я могу заскочить туда в любое
Впрочем, однажды так и случилось — я заскочил. Совсем недавно, в прошлом году, в это же время. Как раз решал очередную служебную задачу, так что был вполне подходящий момент заняться решением небольшой личной проблемы. Точнее, речь шла об одном визите. Вы догадываетесь, что идти в гости к тетке я не собирался. А собирался ехать на вокзал. На площади Ленина в ожидании трамвая я заметил цветочный магазин. Это мне напомнило, что с пустыми руками в гости не ходят. Особенно в известных случаях. Я вошел в магазин, ткнул пальцем в первый попавшийся растительный вид:
—* Сделайте, пожалуйста, красивый букет.
Продавщица любезно принялась подбирать цветы.
— Кто-то из ваших близких умер? — с участием спросила она.
Терпеть не могу людей, которые все время задают вопросы. Есть, конечно, профессии, в которых нельзя без них обойтись, но цветоводство, я думаю, не относится к их числу. И потом, почему со мной все говорят о покойниках?
— Никто не умер, — отвечаю. — Почему кто-то обязательно должен умереть?
— Я только спрашиваю, — говорит девушка. — Эти цветы обычно покупают на похороны.
— Гм… Я не знал, что у цветов есть ритуальное деление. Мне нужны цветы для молодой женщины. Живой. Совершенно живой и здоровой.
— Так и скажите, — улыбается продавщица. — Тогда я вам подберу букет из гладиолусов…
— Делайте что хотите…
Букет действительно получился исключительный. Особенно по размерам. Меня бросало в жар при мысли, что какой-нибудь коллега увидит меня на вокзале со всей этой пышной флорой, которуя я держал в объятиях, словно младенца. Как бы там ни было, я успел с профессиональной ловкостью нырнуть в вагон и инкогнито добраться до Перника. Здесь, однако, меня ждало новое испытание.
— Нет ее, — сказала хозяйка квартиры, разглядывая любопытный растительный комплекс, упакованный в целлофан.
— А где же она?
— Не знаю. Не говорила. Если в школе нет, значит, отправилась в Софию, к матери.
— Хорошо, — говорю я, — схожу в школу. А если она вернется, скажите, что приходил Антонов и еще придет. Где, кстати, эта школа?
Хозяйка с готовностью объяснила мне, как дойти до школы, продолжая с любопытством разглядывать моего "младенца". Можно было подумать, что она впервые в жизни видела гладиолусы…
В школе приятельницы не оказалось. При повторной проверке дома выяснилось, что она не возвращалась. Самым разумным было бы пуститься в обратный путь. Но букет?! Меня уже начинало колотить при мысли, что я снова буду таскаться по поездам и трамваям с этим огромным сентиментальным букетом. Я бы мог, конечно, зашвырнуть его куда-нибудь в угол. Но это было бы малодушно, если не просто преступно. Это был не мой букет. Он был кому-то предназначен — значит, не был моим и я не мог распоряжаться им как хочу.