Человек из пустыни
Шрифт:
— Проходи… Не стесняйся.
Джим вошёл в жилище Рэша. Комната была невелика, со светло-сиреневыми оштукатуренными стенами, фиолетовым ковровым покрытием на полу и длинной трубкой светильника над дверью. В фиолетовой стенной нише стояла неширокая надувная кровать и тумбочка с лампой, в углу — круглый столик с креслом, но взгляд Джима сразу притянула к себе хорошенькая бело-голубая детская кроватка с подвешенными над ней игрушками. Рядом с ней на кушетке сидел коротко остриженный бледный юноша в светло-сером закрытом костюме со стоячим воротником и в серебристых сапогах. На руках юноша
— Он опять не хотел спать в кроватке. Спит только на руках, а стоит положить его — тут же плачет.
Рэш стащил с головы платок, открыв густую светло-русую шевелюру, и его лицо озарилось нежностью. Скинув куртку и вытащив из банки влажную салфетку, он тщательно протёр ею руки и бережно взял у юноши ребёнка, прошептав ласково:
— Иди к папе, сладкий…
Пухленький кроха не проснулся, даже когда Рэш поцеловал его в толстенькую щёчку. Юноша встал и спросил вполголоса:
— Я могу идти?
Рэш кивнул.
— Да. Спасибо, Оэн. Завтра, как обычно, к семи утра.
Бесшумно ступая, юноша вышел из комнаты. Джим стоял, потрясённый. Рэш сказал с улыбкой вполголоса:
— Ну вот, познакомься. Это и есть тот, кто ждёт меня дома. Его зовут Небби.
— ТАК ЭТО РЕБЁНОК?
Джим опустился на кушетку, на которой только что сидел юноша. Рэш, тихонько покачивая пухлощёкого малыша, улыбался, и его лицо озарял спокойный и тёплый внутренний свет. Да и вся его фигура излучала это тепло и спокойствие, в плечах была сдержанная сила, а в руках, державших ребёнка, — нежность.
— А ты о ком подумал? — улыбнулся он, садясь на кровать.
Все слова застряли у Джима в горле. Он смог только показать в сторону двери, в которую только что вышел юноша в сером костюме.
— А, ты имеешь в виду Оэна? — понял Рэш. — Он няня, присматривает за Небби, пока я на работе. Его мне дали бесплатно. Вообще-то, я сейчас должен быть в отпуске по уходу за ребёнком, но я предпочёл взять за него компенсацию и выйти на работу: дополнительные деньги нам сейчас совсем не помешают. Плюс детское пособие.
Когда к Джиму вернулся дар речи, он, запинаясь, задал вопрос:
— И здесь… больше никто не… живёт?
— Нет, я живу один, — сказал Рэш. — Точнее, мы с Небби вдвоём. У меня никого нет, если ты об этом.
— А малыш… — начал Джим и осёкся, пронзённый догадкой.
Рэш склонил русую голову над ребёнком.
— Вскоре после того как ты год назад улетел с Флокара, меня начало знобить по ночам, — сказал он тихо. — Такое со мной приключилось в первый раз в жизни, так что я сначала подумал, что подцепил какую-нибудь хворь… — Рэш улыбнулся, с трогательным смущением опустил ресницы. — А когда пришёл к врачу, тот сказал: «Покупайте детскую кроватку». Вот так… До седьмого месяца я работал, а на остальные пять врач всё-таки отправил меня в отпуск. Но дома я не усидел: такую роскошь я себе позволить не могу.
— О, Рэш! — простонал Джим.
Он опустился на колени возле Рэша, не сводя туманящихся слезами глаз со спящего чуда. Круглые щёчки, милые пухлые складочки на ножках, пушистые тёмные ресницы, сжатый кулачок с малюсенькими пальчиками — это был самый лучший подарок Бездны, который Джим когда-либо получал. Новое небо раскинуло над его головой всю свою звёздную сокровищницу, в которой не было ни одного фальшивого бриллианта. Запутавшись пальцами в светлой копне волос Рэша, он целовал его глаза, ласковые морщинки возле их уголков, осыпал поцелуями щёки и лоб, а когда коснулся губ, они с готовностью раскрылись ему навстречу, тепло и крепко соединились с губами Джима, и Джим утонул в их нежности.
— Ты себе не представляешь, сколько я вытерпел от этих военных, пока ждал тебя в этом баре! Они вились вокруг меня роями.
— Ну, на такого, как ты, трудно не обратить внимания. Но ты, кажется, успешно давал отпор слишком назойливым. Ты просто молодчина.
— Рэш, родной мой, как же ты мог работать до седьмого месяца? Тебе следовало беречься!
— Ничего, всё обошлось благополучно — сам видишь, какой получился крепыш.
— Он просто чудо… Просто восхитительный! Такие щёчки! Надо думать, с аппетитом у него всё в порядке?
— О да, аппетит у него — будь здоров. Ты ещё не слышал, как восхитительно это чудо орёт! Голос — как заводская сирена.
— Дай мне его, Рэш… Я хочу подержать.
Когда Джим взял щекастое чудо на руки, оно открыло васильково-синие глаза, опушённые кукольными ресницами, и громко сказало «ауа», недовольное, по-видимому, тем, что его разбудили. Джим засмеялся и поцеловал своё нежданное чадо.
— Ох, сейчас заведёт арию, — прошептал Рэш.
Но малыш не заплакал, удивлённо разглядывая Джима, смешно тараща глазёнки и приоткрыв ротик. Он потянулся ручками к его волосам, уцепился за длинные локоны, спускающиеся из-за ушей, и сказал:
— А!
— Да, у папы нет таких волос, — ответил Рэш. — И у Оэна тоже нет.
— Рэш… — Джим дотронулся до мягких светлых волос создателя оазисов. — Ты на меня не сердишься за то, что меня так долго не было?
Рэш смотрел на него, прищурившись. Взяв у Джима малыша, он сказал:
— Сержусь ли я? Да я просто вне себя от возмущения. Ты сделал мне ребёнка и улетел, бросил меня одного, негодяй — в таком положении! А ведь мне нужно работать, чтобы прокормиться, и работа у меня не из лёгких, а иногда и опасная. И тут вдруг я узнаю, что у меня будет ребёнок. Хорошенькая ситуация! Как я должен работать, когда меня тошнит, знобит, коленки подкашиваются, всё из рук валится? А начальство скупердяйничает, не хочет дать мне прибавку к жалованью, и всё у них приходится выпрашивать, как милостыню!..