Шрифт:
Когда компьютер выбрал мою заявку, я даже и думать не стала. Согласна! Конечно, это немного из-за Майкла, что мы с ним расстались, но не только в этом дело. Иначе я бы ведь и заявку не стала посылать, верно? Не понимаю тех, кто посылает, а потом отказывается.
По телевизору все выглядит так, будто участники прямо из дома приезжают в студию. На самом деле нас еще неделю инструктировали, но по одному, встречаться не позволяли. Водили и по квартире, где мы жить будем, и по залу Испытаний, и, конечно, несколько раз объясняли правила, просто измучили. Показывали револьвер, я даже стреляла из
Револьвером занимался Оружейник, нелюдимый такой белый тип. Вот он как на экране тупым идиотом выглядит - такой и в жизни. А говорил больше Лакей. Он, конечно, был не в ливрее, одет как все, но имени не сообщал. Так положено в "РР". Молодой парнишка, болтун, когда без грима, то вся морда в прыщах. Он меня водил в столовую, даже, вроде бы, коленки подбивал. Ну, так, шутя. Я с ним заигрывала немного, хотела, чтобы он мне рассказал про остальных, Лакей ведь всех видел. Но он сказал: нельзя.
Вот, а потом, уже в последний день, когда вел меня по коридору в комнату, вдруг предложил. Я сначала даже не поняла. Как это, говорю?
– Да вот так это. Есть способы. Телевидение - искусство иллюзии... Ну, и я могу это устроить.
– Но ведь барабан раскручивают!
– Не шуми. Барабаны разные бывают. Короче так: если ты интересуешься, то говори да, и подписывай бумажки.
– Что за бумажки?
– На миллион. Немного от двадцати, правда?
И правда, немного. Платишь миллион, получаешь девятнадцать. Или вы думаете, что это нечестно с моей стороны? Конечно, нечестно, я не спорю. Только у вас вряд ли получится представить себя на моем месте. А в общем - как хотите, мне все равно.
Потом был первый эфир. Мы по одному выходили на сцену, говорили там всякие речи - нам помогли подготовить, потом знакомились. Ну, приветы родным, конечно, смех, слезы, концерт. Я и забыла обо всем. И ребята мне показались очень симпатичными, и Ведущий игры тоже.
Потом, вечером, мы перекусили и даже немного напились. За столом смеялись, кидались пирожными. Я почти сразу уснула, помню только, что Люси с Пепитой все болтали о чем-то.
Вот, а потом начался кошмар. Я и в мыслях себе не могла представить, что с таким нетерпением буду ждать первой субботы. Как начали ругаться и ворчать с самого утра, так и продолжалось всю неделю. Люси оказалась такой сукой, что я бы ее просто отлупила, не будь камер. Пришлось вспомнить, чему учили: если невмоготу общаться - ложись на койку и накройся одеялом с головой. В туалете лучше не прятаться, там камер нет, и это как-то подспудно провоцирует агрессию.
Что еще говорить? Грэг изображал из себя маньяка, бегал и орал, что обязательно кого-то должен трахнуть до Испытания. Рик почему-то невзлюбил Пепиту и постоянно с ней цапался. Только вечером, когда выпивали, становилось легче. Потом я старалась сразу уснуть, иногда получалось. А иногда и нет, до самого утра.
Если вы подумали, что меня совесть ела, то ошиблись. С какой стати? Я что, хуже других, меньше достойна этих двадцати миллионов? Тем более, что варишься с этими уродами в одном котле круглые сутки и думаешь: вот был бы здесь револьвер, перестреляла бы!
Наконец, суббота пришла. Весь день было тихо, никто не орал, только
Шесть кресел, каждое по очереди отъезжает по длинной такой рельсе под пуленепробиваемый колпак. Сели мы, музыка играет. Я держу кулаки и думаю: вот бы все отказались! Один за другим! Ну зачем это все им? А ведущий: пожелайте друг другу удачи! И мы жмем руки, и я чувствую такой страх, такую ненависть...
Оглядываюсь. Все вертятся в креслах, ну и я тоже. Вот прожектора светят на Оружейника, он из своего сейфа достает револьвер. Его принимает Лакей - теперь уже при полном параде - и несет Ведущему. Несет и так, двумя глазками, миг-миг... Теплее стало. Потому что совесть совестью, а очень страшно. Да что вы все о совести?! Мне двадцать шесть лет, я иду на риск и хочу выиграть.
Ведущий проговорил, что ему там полагается, и раскрутил барабан. Потом вручил первому, а первого разыграли в самом начале, Грэгу выпало такое счастье. Он взял револьвер, дулом кверху, как положено, и под аплодисменты уехал назад, под колпак. Мы аж дышать перестали. Ведущий предложил ему отказаться, но Грэг зажмурился, поднес дуло к виску... Пусто. Аплодисменты. Музыка. А Люси сидит как мертвая, она ведь следующая.
Вот так. Реклама, шутки Ведущего, пожелания удачи, и - щелк, щелк... Пусто. Люси цела, Рик тоже, и револьвер у меня. Легко это? Мало ли что сказал Лакей, мало ли, как он мигал! Эта штука разносит башку, понимаете? Это игра "РР"! И где-то в трех оставшихся гнездах лежит смерть. Всего в трех, а не в шести уже!
Грэгу хорошо, у него всегда в начале один шанс из шести, он первый. Пепита пока последняя, но ей не достанется выстрел наверняка, по правилам положено снова крутить барабан. Тоже неплохо! А я - четвертая. Дрянь. Страшно. Дуло холодное. Но я нажала, нажала, крикнула только: прости, мамочка!
– и нажала. И музыка, и аплодисменты.
Я в себя прийти толком не успела, а уже Джон поехал в колпак. Улыбнулся, спокойно поднял, нажал - и все. Половину головы разнесло ему, кровь во все стороны, мозги... Мы с Люси завизжали, а Пепита руки сначала вскинула. Тут же опустила, но улыбка еще долго у нее на лице была, я видела. Вы говорите - совесть!
Вот так. Вечером пили за Джона, смеялись еще больше. Хорошо, когда впереди целая неделя жизни! Пару дней было хорошо. Мы даже гримасничали перед камерами, спектакль какой-то устроили. А потом опять потянулись дни, и стало хуже, чем прежде.
Что дальше? Люси застрелила себя. Она криво как-то держала револьвер, и ей оторвало... Ну, можно сказать, что лицо оторвало. Она жила еще несколько часов, и мы, в общем, искренне пили за ее здоровье. Она ведь уже проиграла. Еще неделя, Пепита трахалась то с Грэгом, то с Риком. Я не стала, ну то есть один раз с Грэгом, и все. Неприятно, ничего не хочется, апатия. Страшно. Лакей? Лакею - что, он не в игре... А если он там не сможет что-нибудь подстроить, то кто и с кого потом спросит? Останется без миллиона. А я без головы.