Человек, которого не было

Монтегю Ивен

С точки зрения нашей маленькой группы, это чрезвычайно любопытный документ. Он полностью оправдал все хлопоты по созданию личности Мартина — «подлинность» майора подтвердила «подлинность» документов, которые находились при нем. Вместе с тем выяснилось, что по воле случая одним деталям немцы придали важное значение, а другие оставили без внимания. Зато правильность основной предпосылки операции подтвердилась полностью: в испанском штабе немцы действительно имели свободный доступ ко всему, что их интересует.

Из этого документа, между прочим, следует, что (как я уже говорил) мы зря беспокоились, не вызовет ли подозрений то обстоятельство, что портфель был прикреплен к поясу майора Мартина цепочкой. Немцам

сообщили, что портфель был зажат в руке трупа. Таким образом, нам помогло не только сотрудничество испанцев с немцами, но и близорукость испанцев.

Я не понял упоминания в пункте 1 (а) о «чистом листе обычной белой бумаги», в которую были завернуты письма. Либо это сделал какой-нибудь испанец, чтобы предохранить конверты от загрязнения, либо это лист из гранок брошюры о деятельности «коммандос». Во всяком случае, мы не обертывали письма бумагой. Кроме того, печати на сургуче были официальными печатями с королевским гербом.

Как мы с удовлетворением отметили, личные письма, лежавшие в бумажнике, без внимания не остались. Значит, наш тонкий ход с письмами «невесты» и «отца» не пропал впустую. Письмо лорда Маунтбэттена адмиралу Каннингхэму, как видно из донесения, сыграло предназначенную ему роль: оно помогло установить личность майора Мартина.

Но это донесение свидетельствует также об одном из самых больших затруднений, с которыми приходится сталкиваться разведчикам при проведении операций по дезинформации. Те, кто их проводит, должны снабдить противника такими материалами, которые заставят его сделать нужные для них выводы. По этой причине необходимо принимать в расчет как способности, так и ум того, кто будет анализировать материал. Я считаю, что наши выводы относительно ума немцев оказались правильными, но мы, пожалуй, переоценили их способности.

Немецкие разведчики по небрежности совершили две чрезвычайно грубые ошибки — обе в отношении дат. Они проявили удивительную беспечность и не позаботились о том, чтобы правильно списать даты. Письмо было датировано 21 апреля, а немцы, либо когда они снимали копию письма, либо когда переводили его на немецкий язык, заменили 21 апреля на 22-е.

В данном случае это не имело значения. Вторая ошибка куда хуже. В отчете есть упоминание о «пригласительном билете в лондонский ночной клуб, датированном 27 апреля». Мы пришли к выводу, что это результат небрежного изучения театральных билетов. Вторая двойка (22 апреля) была, вероятно, размыта. Приглашение в «Кабаре-клуб» вообще не имело даты, и немцы вряд ли имели в виду счет за пребывание в Военно-морском клубе, датированный 24 апреля, так — как он совсем не похож на билет в клуб, и даже испанцы наверняка не ошиблись бы в этом. Поэтому мы пришли к выводу: ошибка произошла вследствие того, что немцы спутали билеты в театр и приглашение в «Кабаре-клуб». Ошибки в датах могли привести к серьезным для нас осложнениям.

Из донесения следует, как мы и хотели внушить немцам, что майор Мартин вылетел из Англии на следующий день после прощального вечера, но из-за ошибки в дате это произошло, по мнению немцев, «утром 28 апреля, в тот самый день, когда самолет разбился неподалеку от Уэльвы».

Если бы немцы изучили заключение испанского врача в той его части, где говорится о дне смерти (о заключении врача следовало бы знать по крайней мере их агенту в Уэльве), и связали бы его с датой отлета, они могли бы заподозрить неладное. Испанский врач не без оснований предположил, что авария самолета произошла минимум за пять дней до обнаружения тела. Значит, катастрофа, в результате которой погиб майор Мартин, должна была произойти примерно 25 апреля.

Я плохой философ и не могу сказать, что могло бы последовать за этим выводом. Возможно, найдутся люди, которые скажут, что нам просто-напросто повезло, и если бы кто-нибудь обратил внимание на это несоответствие, наша операция провалилась бы. Надеюсь, меня не обвинят в чрезмерном самомнении, если я не соглашусь с этим утверждением. Мы снабдили испанцев и немцев всеми необходимыми данными, на основе которых они могли сделать нужные нам выводы. Было бы абсурдом говорить, что мы имели право рассчитывать на сравнительно компетентное и умное «сотрудничество» противной стороны, но мы вправе утверждать, что предоставили немцам все нужные данные, а немцы сделали из них правильные выводы, не обратив при этом внимания на ими же допущенные ошибки.

Так или иначе, немцы поверили, что майор Мартин направлялся в Африку на самолете и что катастрофа произошла в такой день, который не противоречит ни предполагаемой дате вылета майора, ни состоянию, в котором его обнаружили.

Следующий пункт отчета также заинтересовал нас. Он подтвердил наше мнение об эффективности немецко-испанского сотрудничества в Уэльве. Вмешательство военного юриста, из-за чего немцы не сразу смогли получить документы, несомненно, простая случайность. Просьбу британского вице-консула о выдаче ему документов «отклонили»… Не напрасно мы рассчитывали на испанцев!

Наконец, подтвердился и тот факт, что конверты с письмами были возвращены нам лишь после того, как немецкий агент сам просмотрел их. То обстоятельство, что конверты имели такой вид, будто их «не вскрывали», меня не удивляет. Такое же впечатление создалось бы и у меня, если бы мы не приняли определенных мер.

Итак, мы выиграли: немецкая разведка «проглотила начинку целиком» и приняла документы за подлинные. Однако, как я уже говорил, наша победа была бы бесплодной, если бы немецкий главный штаб не согласился с выводами разведки и продолжал готовиться к отражению высадки на Сицилию. Но этого не случилось — штаб тоже «проглотил начинку» и действовал соответственно.

13. Немецкое верховное командование действует

Сведения, почерпнутые из немецких военно-морских архивов, которые мы захватили в Тамбахе, обнаруживают также реакцию на «операцию Минсмит» со стороны немецкого верховного командования. Результаты операции превзошли наши самые смелые ожидания.

Догадки относительно мнения немцев о планах союзников после падения Туниса оказались правильными, больше того, мы недооценивали трудности, с которыми нам пришлось бы столкнуться. В архиве мы обнаружили копию принятого в феврале 1943 года обращения гитлеровского верховного командования к немецким войскам в Тунисе. В нем говорится, что следующую операцию союзники проведут в Средиземном море и что она будет направлена против одного из крупных островов. В порядке вероятности они поставили Сицилию на первое место, Крит — на второе, а Сардинию и Корсику — на третье. Таким образом, мы совершенно правильно предполагали, что с самого начала немцы ждали нападения на Сицилию. И по мере расширения наших подготовительных мероприятий в западной части Средиземного моря опасения немцев находили бы все большее подтверждение. Мы, естественно, не могли готовиться к захвату Крита, раз непокоренная Сицилия стояла на пути к нему. Мы не ошиблись, полагая, что немецкое командование будет рассуждать именно таким образом. Мало того, в обращении говорилось:

«…Из сообщений о намечаемых англо — американцами десантных операциях ясно, что противник намерен прибегнуть к обману в самых широких масштабах». Немцы и здесь были правы. И если бы Комитет начальников штабов знал, что противник предвидит обман, я сомневаюсь, что мы получили бы разрешение на «операцию Минсмит».

Как видно из захваченных документов, немцы придерживались таких взглядов на стратегию союзников вплоть до 9 мая 1943 года, когда их точка зрения полностью изменилась: сообщение о документах майора Мартина дошло до верховного командования.