Человек, который мешал

Сенатор, крупный мощный человек, все время покусывал губы, словно его мучили какие-то неразрешимые проблемы.

Субъект, сидевший перед ним на краешке стула, был полной противоположностью сенатору. Небольшого роста, крайне невзрачный, он выглядел шестидесятилетним, хотя и был на десяток лет моложе. У него был низкий лоб и выцветшие глаза. Не обращая внимания на дорогие сигары сенатора, он спокойно набил трубку дешевым табаком, потом залпом выпил стакан виски. Его хладнокровие еще больше подчеркивало

нервозность сенатора. Тот жевал свою незажженную сигару, морщился, говорил отрывистыми фразами. В политических кругах его считали человеком замкнутым, умеющим выражаться кратко и ясно. Однако его теперешняя речь никак не подтверждала такого мнения. Сейчас он произносил слова вяло, подчеркивая окончание фраз жестами. Маленький человечек изредка отвечал ему сухо, односложно: видимо, то, что говорилось до сих пор, не интересовало его. Он чувствовал, что его позвали не для беседы о политической ситуации.

Наконец, потеряв почти целый час в пустом разговоре, сенатор сказал:

– Инч, я в ужасном положении. Мне требуется твоя помощь. Могу я на тебя рассчитывать? Ты же помнишь, что я помиловал Тома, когда был губернатором?

Инч кивнул. Да, он это помнил. Правда, мотивы помилования были Инчу хорошо известны: этого требовала политическая обстановка. Но факт оставался фактом: его сын был тогда освобожден. Инч вынул изо рта трубку и произнес:

– Инчу не надо напоминать о долгах. Кого надо убрать?

– Убрать? – ужаснулся сенатор. – Почему убрать?

Лицо Инча скривила улыбка, открывшая пожелтевшие, изъеденные зубы.

– Говори прямо, в чем дело?

– Меня шантажируют, – ответил сенатор. – Это тянется уже многие годы. С тех пор как я стал губернатором, а затем сенатором, приходится платить все больше и больше. Чем выше я поднимаюсь, тем наглее он становится. Здесь, в Вашингтоне, у меня появились друзья, и я мог бы выставить свою кандидатуру в президенты. Но прежде мне надо отделаться от вымогателя.

– Где я могу найти этого человека? – спокойно спросил Инч.

– Погоди, Инч. – Сенатор поднялся. – Нужно действовать осторожно. Не должно быть никакого скандала.

– Расскажи мне обо всем подробнее.

Сенатор, видимо, колебался, но, вспомнив, что когда-то помиловал сына Инча, решился:

– Я приехал в Седлоу почти двадцать лет назад. Однажды в ночной драке в Окленде я убил человека. Там меня никто не знал. Я назвался чужим именем. Был осужден на тридцать лет, но через год мне удалось бежать. И вот однажды в Седлоу меня узнал человек, с которым я сидел в тюрьме.

– Его имя?

– Генри Буш. С того дня я регулярно плачу ему за молчание.

...На другой день вечером Инч снова зашел к сенатору – всего лишь на несколько минут.

– Скажи Бушу, – обратился он к сенатору, – что хочешь с ним встретиться в Балтиморе и завтра будешь ждать его в номере 422 отеля «Станд» между десятью и одиннадцатью часами вечера. Скажи, чтобы он сразу поднимался в номер, не спрашивая ни о чем швейцара, потому что ты остановишься в гостинице под чужим именем. Сможешь уговорить его прийти?

– Думаю, что смогу, – неуверенно ответил сенатор. – А что ты хочешь сделать, Инч? Уж не собираешься ли ты его...

– Предоставь все мне, – решительно оборвал его Инч.

В номер 422 едва проникал бледный свет из коридора. Джин Инч сидел в углу за дверью. На нем была грубая одежда фермера. Во рту торчала погасшая трубка, в руке он держал старый, исцарапанный кольт крупного калибра.

Около половины одиннадцатого дверь отворилась. На пороге появился человек. Дуло револьвера Инча переместилось и уперлось в бок вошедшего. Тот поднял руки.

– Закрой за собой дверь, – приказал Инч. – Ты Буш?

– Да, но если вы думаете, что у меня есть хоть доллар...

– Замолчи и слушай. Сними пиджак и брось на кровать.

Буш заколебался. Можно было бы накинуть пиджак на голову этому смешно одетому старику и обезоружить его. Но глаза Буша уже привыкли к полумраку в комнате, и он заметил, что старик держит палец на спусковом крючке: достаточно слегка нажать...

Буш бросил пиджак на кровать. Инч левой рукой обшарил карманы и швырнул пиджак на пол.

– Вытряхни все и из других карманов.

Буш послушно положил на стол нож, ключи, немного мелочи, часы и носовой платок.

– Костюм шил у портного? – спросил Инч. – Возьми нож и срежь метки с пиджака, брюк и жилетки. Дай мне шляпу.

Пока растерянный шантажист, который, видимо, не догадывался о намерениях Инча, срезал метки, Джин осмотрел шляпу. На ней не было никаких знаков.

– Теперь надень пиджак и шляпу. Положи все, кроме денег и часов, обратно в карманы. Метки портного брось на пол. Встань к стенке.

Инч сунул мелочь в карман, часы и метки завернул в платок и положил в свой портфель.

– Послушайте... – начал Буш.

– Замолчи, – раздраженно пробурчал Инч.

Затем он еще раз внимательно осмотрел комнату и удовлетворенно усмехнулся. Не спуская глаз с Буша, подошел к кровати, свободной рукой откинул покрывало и лег, натянув на себя простыню. Потом медленным движением спрятал под простыней и кольт.

Буш с изумлением смотрел на старика. Его ноги напружинились, готовые к прыжку. Но он не успел сделать ни одного движения. Комнату потряс грохот. На простыне появилась дыра. Буш упал на пол...

Инч вскочил с постели, схватил со стола черную маску и бросил ее на мертвого Буша. Затем вложил в его руку небольшой револьвер.

Четверть часа спустя коридорный, сыщик и полицейский осмотрели тело Буша и выслушали Инча. Тот рассказал, что лег рано, а когда проснулся, увидел человека, наклонившегося над его одеждой. Тогда он осторожно вынул из-под подушки револьвер, но в этот момент грабитель напал на него. Пришлось выстрелить в бандита через простыню.

Сыщик и полицейский закончили допрос.