Человек, который совратил Гедлиберг
Шрифт:
Девять десятых собрания, включая и собаку, дружно поднялись с мест, и предложение было принято под гром аплодисментов и оглушительный хохот.
Все сели, и тогда Символы (за исключением «доктора» Клея Гаркнеса) вскочили в разных концах зала, яростно протестуя против такого надругательства, угрожая…
– Прошу не угрожать мне, – спокойно сказал незнакомец. – Я знаю свои права, и криком меня не возьмешь. (Аплодисменты.)
Он опустился на место. Доктор Гаркнес решил воспользоваться представившимся ему случаем. Он считался одним из двух самых богатых людей в городе. Другим был Пинкертон. Гаркнес был владельцем золотых россыпей, иными словами –
– Сколько вы хотите за мешок?
– Сорок тысяч долларов.
– Даю двадцать.
– Нет.
– Двадцать пять.
– Нет.
– Ну а тридцать?
– Моя цена – сорок тысяч долларов, и я не уступлю ни одного цента.
– Хорошо, согласен. Я буду у вас в гостинице в десять часов утра. Пусть это останется между нами. Поговорим с глазу на глаз.
– Отлично.
Вслед за тем незнакомец встал и обратился к собранию:
– Время уже позднее. Высказывания этих джентльменов не лишены резона, не лишены интереса, не лишены блеска. Однако я попрошу разрешения покинуть зал. Благодарю вас за ту любезность, которую вы мне оказали, исполнив мою просьбу. Господин председатель, сохраните, пожалуйста, мешок до завтра, а вот эти три банковых билета по пятьсот долларов передайте мистеру Ричардсу. – И он протянул председателю деньги. – Я зайду за мешком в девять часов утра, а остальное, что причитается мистеру Ричардсу, принесу ему сам в одиннадцать часов. Доброй ночи!
И незнакомец вышел из зала под крики «ура», пение куплета на мотив арии из «Микадо», яростный собачин лай и торжественные раскаты гимна: «Вы не та-ко-ой пло-хо-ой че-ло-ве-ек – ами-инь!»
IV
Вернувшись домой, чета Ричардсов была вынуждена до глубокой ночи принимать поздравителей. Наконец стариков оставили в покое. Вид у них был грустный; они сидели, не говоря ни слова, и размышляли. Наконец Мэри сказала со вздохом:
– Как ты думаешь, Эдвард, нам есть в чем упрекнуть себя… по-настоящему упрекнуть? – И ее блуждающий взор остановился на столе, где лежали три злополучных банковых билета, которые недавние посетители разглядывали и трогали с таким благоговением.
Эдвард долго молчал, прежде чем ответить ей, потом вздохнул и нерешительно начал:
– А что мы могли поделать, Мэри? Это было предопределено свыше… как и все, что делается на свете.
Мэри пристально посмотрела на него, но он отвел глаза в сторону. Помолчав, она сказала:
– Раньше мне казалось, что принимать поздравления и выслушивать похвалы очень приятно. Но теперь… Эдвард!
– Что?
– Ты останешься в банке?
– Н-нет!
– Попросишь увольнения?
– Завтра утром… напишу письмо с просьбой об отставке.
– Да, так, пожалуй, будет лучше.
Ричардс закрыл лицо ладонями и пробормотал:
– Сколько чужих денег проходило через мои руки. И я ничего не боялся… А теперь… Мэри, я так устал, так устал!
– Давай ляжем спать.
На
– Вчера мне показалось, будто я где-то видела этого человека, а теперь я его узнала.
– Это тот самый, что принес мешок?
– Я в этом почти уверена!
– Значит, он и есть тот неведомый Стивенсон, который так провел всех именитых граждан нашего города. Если он принес нам чеки, а не деньги, это тоже подвох. А мы-то думали, что беда миновала! Я уж было успокоился, отошел за ночь, а теперь мне и смотреть тошно на этот конверт. Почему оп такой легкий? Ведь, как-никак, восемь с половиной тысяч, даже если самыми крупными купюрами.
– А если там чеки, что в этом плохого?
– Чеки, подписанные Стивенсоном? Я готов взять эти восемь с половиной тысяч наличными… По-видимому, это предопределено свыше, Мэри… Но я никогда особым мужеством не отличался, и сейчас у меня просто не хватит духу предъявлять к оплате чеки, подписанные этим губительным именем. Тут явная ловушка. Он хотел поймать меня с самого начала. Но мы каким-то чудом спаслись, а теперь ему пришла в голову новая хитрость. Если там чеки…
– Эдвард, это ужасно! – И Мэри залилась слезами: в руках у нее были чеки.
– Брось их в огонь! Скорее! Не поддадимся соблазну! Он и из нас хочет сделать всеобщее посмешище! Он… дай мне, если не можешь сама!
Ричардс выхватил у жены чеки и, всеми силами стараясь удержаться, чтобы не разжать руки, бросился к печке. По он был человек, он был кассир… и он остановился на секунду посмотреть подпись. И чуть не упал замертво.
– Мэри! Мне душно, помахай на меня чем-нибудь! Эти чеки – все равно что золото!
– Эдвард, какое счастье! Но почему?
– Они подписаны Гаркнесом. Новая загадка, Мэри!
– Эдвард, неужели…
– Посмотри! Нет, ты только посмотри! Тысяча пятьсот… тысяча пятьсот… тысяча пятьсот… тридцать четыре… тридцать восемь тысяч пятьсот! Мэри! Мешок не стоит и двенадцати долларов… Что же… неужели Гаркнес заплатил за него по золотому курсу?
– И это все нам – вместо десяти тысяч?
– Похоже, что нам. И все чеки написаны «на предъявителя».
– А это хорошо, Эдвард? Для чего он так сделал?
– Должно быть, намекает, что лучше получать по ним в другом городе. Может, Гаркнес не хочет, чтобы об этом знали? Смотри… письмо!
Письмо было написано рукой Стивенсона, но без его подписи. Оно гласило:
«Я ошибся в своих расчетах. Вашей честности не страшны никакие соблазны. Я был другого мнения о вас и оказался неправ, в чем и приношу свои искренние извинения. Я вас глубоко уважаю, поверьте в мою искренность и на сей раз. Этот город недостоин лобызать край вашей одежды. Я побился об заклад с самим собою, уважаемый сэр, что в вашем фарисейском Гедлиберге можно совратить с пути истинного девятнадцать человек, – и проиграл. Возьмите выигрыш, он ваш по праву».