Человек, который улыбался
Шрифт:
– Кто такой Альфред Хардерберг? – спросил он, посмотрев в бумажку, на которой он записал незнакомое имя.
– А я думал, его все знают, – удивленно сказал Бьорк. – Один из самых успешных предпринимателей страны. Когда он не улетает по делам на своем личном самолете, он живет здесь, в Сконе.
– Ему принадлежит замок Фарнхольм, – вставил Сведберг. – Говорят, у него там аквариум с настоящим золотым песком.
– Он был клиентом Густава Торстенссона, – сказал Валландер, – самым крупным клиентом. И к тому же последним. Густав ездил к нему в день аварии.
– Хардерберг
– Во всяком случае, Альфред Хардерберг заслуживает всяческого уважения, – сказал Бьорк.
Валландер почему-то разозлился.
– Все заслуживают уважения, – буркнул он. – И все же я к нему съезжу.
– Только сначала позвони, – сказал Бьорк и встал.
На этом оперативка и закончилась. Валландер захватил кофе и пошел к себе в кабинет – ему хотелось в одиночестве поразмышлять, что мог означать таинственный визит юной азиатки к фру Дюнер. Вполне возможно, что ровным счетом ничего. Но интуиция подсказывала ему, что здесь что-то есть. Он положил ноги на стол и откинулся в кресле. Чашку с кофе, с трудом добившись равновесия, он пристроил на колене.
Зазвонил телефон. Он потянулся за трубкой и, разумеется, тут же уронил чашку и залил брюки кофе.
– О, черт! – воскликнул он, не донеся трубку до уха.
– Хамить вовсе не обязательно, – сказал его отец. – Я только хотел узнать, почему ты не даешь о себе знать.
Валландеру стало стыдно, и он, как всегда в таких случаях, начал злиться. Неужели он никогда не дождется, чтобы их отношения с отцом были не такими напряженными или хотя бы чтобы это напряжение не находило постоянного выхода…
– Я уронил чашку с кофе и обжег ногу, – попытался объяснить он.
Но отец, казалось, пропустил его слова мимо ушей.
– А почему ты на работе? – спросил он. – Ты же на больничном?
– Уже не на больничном. Я вышел на службу.
– Когда?
– Вчера.
– Вчера?
Валландер почувствовал, что этот разговор может продолжаться до бесконечности, если ему не удастся что-то придумать, чтобы его прервать.
– Я должен тебе все объяснить, – сказал он. – Но сейчас мне некогда. Я вечером заеду, хорошо? И тогда все расскажу.
– Давненько я тебя не видел, – сказал отец и положил трубку.
Валландер несколько секунд сидел с трубкой в руке и слушал короткие гудки. Отцу в следующем году исполнится семьдесят семь, а отношения у них все такие же странные. Они всегда были странные, сколько он себя помнил. Особенно скверно стало после того, как он объявил, что собирается стать полицейским. С тех пор прошло уже двадцать пять лет, и отец ни разу не упустил возможности его подколоть. Валландера же постоянно мучила совесть, что он уделяет так мало времени состарившемуся отцу. В прошлом году отец ни с того ни с сего женился на женщине моложе его на тридцать лет – она трижды в неделю приходила к нему помогать по хозяйству, отцу по возрасту полагалась такая помощь. Валландер решил, что отец больше не будет испытывать такого острого недостатка в общении. Но теперь, сидя с попискивающей трубкой в руке, он понял, что ничто не изменилось.
Он положил трубку, поднял чашку и кое-как высушил брюки с помощью выдранной из блокнота бумаги. И тут же вспомнил, что ему надо встретиться с прокурором Пером Окесоном. Секретарь соединил его с Пером сразу. Валландер извинился за опоздание, и Пер предложил поговорить завтра утром.
Поговорив с прокурором, Валландер пошел за новой чашкой кофе. В коридоре он столкнулся с Анн Бритт – та несла целую стопку папок.
– Как дела? – спросил Валландер.
– Медленно и скучно, – сказала она. – Впрочем, не могу избавиться от чувства, что есть что-то необычное в смерти этих двух адвокатов.
– И я тоже, – сказал Валландер с некоторым удивлением. – А что тебе кажется необычным?
– Пока не знаю.
– Давай поговорим завтра, – предложил он. – Я уже давно понял, что нельзя недооценивать даже то, для чего и слов-то подобрать не можешь.
Он вернулся в комнату, отодвинул телефон и достал блокнот. Ему вспомнился холодный берег в Скагене и внезапно появившийся из тумана Стен Торстенссон. «Тогда и началось для меня это следствие, – подумал он. – Оно началось, когда Стен был еще жив».
Валландер, не торопясь, постарался вспомнить все, что ему было известно о двух погибших адвокатах. Он продвигался медленно, словно разведчик, стараясь не упустить ничего важного, то и дело поглядывая по сторонам. На то, чтобы сопоставить и оценить все имеющиеся у них факты, ушло не меньше часа.
«Что же это такое, что я вижу и в то же время не вижу? – раз за разом спрашивал он себя. – Один погиб в странной автокатастрофе, наверняка инсценированной. Это были хладнокровные убийцы, они постарались скрыть следы преступления. Эта ножка стула, застрявшая в грязи, – единственная и странная их ошибка. Как всегда, два главных вопроса – кто и почему? Но, может быть, есть и что-то другое».
Вдруг он сообразил, что не продвинется дальше, пока не перевернет один из лежащих на дороге камней. Он нашел телефон фру Дюнер и набрал номер.
– Извините, что беспокою, – сказал он, услышав ее голос, – но мне нужно немедленно получить ответ на один вопрос.
– Если я смогу на него ответить, – сказала она.
«Вообще-то, у меня два вопроса, – подумал он. – Но второй, насчет азиатки, я пока приберегу».
– В день гибели Густав Торстенссон был в замке Фарнхольм. Сколько человек знало, что он вечером собирается туда ехать?
Она молчала. «Интересно, пытается вспомнить или формулирует подходящий ответ?» – подумал Валландер.
– Прежде всего, знала я, – сказала она. – Возможно, я говорила об этом с фрекен Лундин. Но больше не знал никто.
– А Стен Торстенссон?
– Не думаю. У них были разные рабочие графики, каждый планировал свои встречи сам.
– То есть знали только вы.
– Да.
– Еще раз прощу прощения, – сказал Валландер и повесил трубку.
Значит, знала только фру Дюнер, она одна.