Человек, который улыбался
Шрифт:
Валландер незаметно наблюдал за ней. Ее основательность и добросовестность, как ему показалось, граничат с полным отсутствием фантазии… впрочем, выводы делать рано. Он ее совсем не знает, все говорят, что из нее должен выйти хороший полицейский.
«Настают новые времена, – подумал он. – Может быть, она и есть тот самый полицейский нового типа…»
– Итак, стоим на месте, – неуклюже подытожил Бьорк. – Знаем, что Стена Торстенссона застрелили, знаем, где и когда, но не знаем, кто и почему. К сожалению, должен заметить, что следствие обещает быть очень трудным. И долгим.
Никто
Пора.
– Что касается того, что случилось со Стеном Торстенссоном, мне нечего добавить, – сказал он. – Что мы знаем, то знаем, ни больше ни меньше. А вот что касается его отца…
Он почувствовал, как все насторожились.
– Густав Торстенссон не погиб в аварии. Его убили, как и его сына, и эти убийства связаны между собой. Во всяком случае, исходить надо из этого, все остальные версии маловероятны.
Он обвел взглядом собравшихся. Никто не шевельнулся, все молча уставились на него.
Вдруг он почувствовал, что острова в Карибском море и бесконечные пляжи Скагена словно бы перестали существовать. Только сейчас ему стало понятно, что он взломал свою раковину и вернулся к той жизни, с которой он, как ему казалось, попрощался навсегда.
– Собственно, это все, – закончил он. – А то, что Густава Торстенссона убили, я могу доказать.
Никто не проронил ни слова. Наконец, молчание прервал Мартинссон:
– Кто?
– Не знаю. Кто-то. Причем этот «кто-то» совершил очень странную ошибку.
Валландер встал.
Через десять минут они уже ехали в трех машинах к пустынному участку дороги около Брёсарпских холмов.
Когда они добрались до места, уже смеркалось.
4
В сумерках 1 ноября крестьянин Улоф Йонссон стал свидетелем необычного зрелища. Он вышел в поле прикинуть, как распределить весенние посевы, и вдруг увидел по другую сторону дороги нескольких человек, стоящих на глинистой земле полукругом, словно у могилы. Он поднес к глазам бинокль, который всегда носил с собой – случалось, что косули прятались на опушках небольших рощ, окружавших его земли, – и попытался рассмотреть странную группу получше. Один из них показался ему знакомым, хотя он и не мог вспомнить, где его видел. Йонссон вдруг сообразил, что они стоят на том самом месте, где несколько недель назад разбился старик. Он быстро опустил бинокль, словно испугался, что его присутствие будет обнаружено. «Должно быть, родственники покойного, – подумал он. – Пришли почтить память». Он покачал головой и ушел, не оборачиваясь.
Когда они уже подъезжали к месту происшествия, Валландер вдруг засомневался – не показалось ли ему все это. Может быть, это была вовсе не ножка стула, а просто палка? Он спустился один, остальные стояли на дороге и ждали. Он слышал их голоса, но не мог разобрать, о чем они говорят.
«О чем они могут говорить? О том, что у меня галлюцинации? Что я непригоден к службе?»
И в этот момент он ее увидел. Она торчала из глины прямо перед ним. Он мгновенно понял, что не ошибся, повернулся и знаком подозвал сотрудников. Они некоторое время стояли молча, уставившись на грязную ножку от стула.
– Может быть, ты и прав, – сказал Мартинссон с сомнением. – Я помню этот сломанный стул в багажнике. Ножка вполне может быть от него.
– Все равно, это очень странно, – сказал Бьорк. – Я хочу, чтобы ты повторил свою версию, Курт.
– Все очень просто, – сказал Валландер. – Я прочитал рапорт Мартинссона. Там было написано, что багажник заперт. Вряд ли он открылся при аварии, а потом сам собой захлопнулся. В таком случае были бы следы удара на задней части кузова. Но таких следов нет.
– А ты что, ездил смотреть машину? – удивленно спросил Мартинссон.
– Должен же я как-то вас догнать, – ответил Валландер и заметил, что он чуть ли не просит прощения за то, что поехал к Никлассону – словно этим он выразил недоверие Мартинссону, подверг сомнению его способность грамотно провести даже такое простое расследование, как дело об аварии. Впрочем, так оно и было, но сейчас это уже не важно.
– Думаю, картина ясна – пожилой человек за рулем, один, машина переворачивается несколько раз… и что дальше? Он выходит из кабины, открывает багажник, отламывает ножку от стула и бросает ее на землю. После чего запирает багажник, возвращается на водительское место, пристегивает ремень безопасности и внезапно умирает от травмы головы, полученной в момент аварии.
Никто не сказал ни слова. Валландеру было хорошо знакомо это состояние: покрывало падает, и взгляду открывается то, что никто не ожидал увидеть.
Сведберг достал из кармана плаща пластиковый пакет и осторожно положил в него отломанную ножку.
– Я нашел ее метрах в пяти отсюда, – сказал Валландер, указывая пальцем. – Поднял и отбросил.
– Довольно странное обращение с вещественными доказательствами, – заметил Бьорк.
– Я в тот момент и представить себе не мог, что эта ножка имеет какое-то отношение к смерти Густава Торстенссона, – стал оправдываться Валландер. – Я и сейчас не знаю, что она, эта ножка, сама по себе доказывает.
– Если я правильно понял ход твоих мыслей, – сказал Бьорк, не обращая внимания на оправдания Валландера, – в момент гибели Густава Торстенссона здесь был кто-то еще. Но это вовсе не значит, что его убили. Может быть, кто-то увидел стоящую в поле машину и решил поживиться – а вдруг что-то есть ценное в багажнике? В том, что этот некто не связался с нами и выбросил ножку, тоже ничего удивительного нет. Мародеры не жаждут публичности.
– Это, конечно, верно, – согласился Валландер.
– Но ты же сказал, что берешься доказать, что старый Торстенссон был убит?
– Ну, может быть, я погорячился. Я просто имел в виду, что все не так просто, как казалось.
Они пошли к дороге.
– Машину надо осмотреть еще раз, – сказал Мартинссон. – Криминалисты наверняка удивятся, когда получат грязную ножку от венского стула. Ничем помочь не можем – пусть удивляются.
Бьорку явно хотелось закончить эту импровизированную оперативку побыстрее. Снова пошел дождь, то и дело налетали сильные порывы ветра.
– Завтра решим, что делать дальше, – сказал он. – Придется проверить все возможные версии… к сожалению, их не так много. Вряд ли сегодня мы к чему-либо придем.