Человек, который улыбался
Шрифт:
– Ты что-нибудь понимаешь? – тихо спросила Анн Бритт.
– Почти ничего, – так же тихо ответил он.
В ту же секунду зажужжал мобильник. Анн Бритт села на табурет и начала что-то записывать в блокноте. Валландер захлопнул журнал и протянул его Бертилю Форсдалю. Тот аккуратно поставил журнал на место. Поднимаясь по лестнице, Валландер спросил Анн Бритт, что ей удалось узнать.
– Это был «ауди», – коротко ответила она. – Потом поговорим.
Валландер посмотрел на часы – четверть двенадцатого.
– Еще раз прошу прощения
– Надеюсь, что чем-то вам помог, – сказал Бертиль Форсдаль, – хоть мне и трудно говорить о бедном Ларсе.
– Я понимаю. Если вспомните что-то еще, позвоните, пожалуйста, в истадскую полицию.
– А что я могу вспомнить? – удивился Бертиль.
– Не знаю, – сказал Валландер и пожал ему руку.
Они сели в машину. Валландер включил освещение, и Анн Бритт достала свой блокнот.
– Я была права, – сказала она и посмотрела на Валландера. – Это был белый «ауди». Номер не совпадает, то есть украден. Принадлежит совсем другой машине, еще не проданному «ниссану» с дилерской фирмы в Мальмё.
– А остальные машины?
– Там все в порядке.
Валландер повернул ключ зажигания. Было уже половина двенадцатого, по-прежнему дул сильный ветер. Они выехали из города. Машин на трассе почти не было. За ними тоже никто не ехал.
– Устала? – спросил он.
– Нет.
Он свернул на круглосуточную заправку и остановился.
– Раз ты не устала, давай проведем короткое ночное совещание, только ты и я. Попытаемся осмыслить все, что услышали. И давай посмотрим, кто сюда подъедет. Впрочем, единственная машина, которую мы можем смело исключить – это белый «ауди».
– Почему? – удивилась она.
– Если они и подъедут, то на другой машине. Кем бы они ни были, дело свое они знают. Два раза в одной машине они не появятся.
Они зашли в кафе. Валландер заказал гамбургер, Анн Бритт есть не захотела. Они выбрали столик, откуда видно парковку. В кафе было пусто, если не считать нескольких датских дальнобойщиков, пивших кофе у столика напротив.
– Скажи, что ты об этом думаешь, – сказал Валландер. – О ревизоре ландстинга, который пишет письма и угрожает двум адвокатам смертью, а потом едет на велосипеде в лес и вешается.
– Тут довольно трудно что-нибудь придумать.
– Все равно скажи.
Они замолчали, углубившись каждый в свои мысли. У заправки остановился прокатный грузовик. Официантка за стойкой крикнула, что заказ готов. Валландер отошел и тут же вернулся с тарелкой.
– В письмах Ларс Борман обвиняет адвокатов в несправедливости, – осторожно начала она. – Но нет ни слова, в чем именно эта несправедливость заключается. Ларс Борман никогда не обращался к их услугам… Мы ничего не знаем об их отношениях.
Валландер положил вилку и вытер губы салфеткой.
– Ты, конечно, слышала о Рюдберге, – сказал он. – Старый следователь, он умер несколько лет назад. Как-то он сказал: «Полицейские любят по делу и без дела повторять, что они ничего не знают. На самом деле мы знаем гораздо больше, чем нам кажется».
– Это звучит как один из тех афоризмов, которыми нас пичкали в Школе полиции. Мы их старательно записывали, а потом быстро забывали.
Валландер почувствовал раздражение. Он не выносил, когда кто-нибудь ставил под сомнение авторитет Рюдберга.
– Меня мало интересует, что вы записывали или не записывали в вашей школе. А вот к тому, что говорю я или говорил Рюдберг, тебе следует прислушаться.
– Ты что, разозлился? – удивилась она.
– Я никогда не злюсь. Но твои выводы касательно Ларса Бормана никуда не годятся.
– А ты можешь лучше? – резко спросила она.
«Она вспыльчива, – подумал он. – Наверное, это и в самом деле не так просто – быть единственной женщиной-следователем в истадской полиции».
– Я неточно выразился. Не то чтобы никуда не годятся, но кое-что ты упустила.
– Говори, – сказала она. – Что-что, а слушать я умею, ты это знаешь.
Валландер отодвинул тарелку и сходил за кофе. Датчане ушли, и они остались одни. Из кухни доносились звуки радио.
– Выводы, впрочем, делать рано, – начал он. – Но определенные допущения уже возможны. Можно попробовать сложить паззл и посмотреть, что получится – полный бред или намек на что-то разумное.
– Продолжай.
– Что мы знаем о Ларсе Бормане? Он был ревизором, к тому же очень порядочным человеком. И Форсдаль, и его жена несколько раз это подчеркивали. Они, собственно, только об этом и говорили, если не считать того, что он был тихоней и любил читать. Из опыта я знаю, что это большая редкость – чтобы, говоря о человеке, все время упирали на его порядочность. Чаще всего это означает, что он и в самом деле был стопроцентно порядочен.
– Порядочный ревизор, – вставила она.
– И вдруг этот благородный человек пишет два письма в адвокатскую контору в Истаде, подписывает своим именем, а название отеля на конверте замазывает. Что из этого следует?
– Что он не желал писать анонимно, но гостиницу в это дело втягивать не хотел.
– Он не просто не хотел писать анонимно. Думаю, мы можем допустить, что адвокаты знали, кто такой Ларс Борман.
– Порядочный человек, возмущенный несправедливостью. Все же остается вопрос: что это за несправедливость?
– А здесь мы можем сделать еще одно предположение, – сказал Валландер, – предпоследнее. Не хватает промежуточного звена. Ларс Борман не был клиентом Торстенссонов. Но, может быть, им был кто-то другой? Кто-то, кто соприкасался и с Ларсом Борманом, и с адвокатской конторой?
Анн Бритт задумалась и кивнула головой:
– Чем вообще занимаются ревизоры? – сказала она. – Проверяют, чтобы деньги расходовались правильно. Сверяют квитанции, счета и своей подписью заверяют, что все в порядке. Ты именно это имеешь в виду?