Человек-машина
Шрифт:
Таковы были правила. Посмертная выплата составляла сто тысяч долларов. Но если складывать отдельные органы, получалось намного больше. Даже рука: за ее потерю выплачивали пятьдесят тысяч, но пальцы отдельно стоили десять-пятнадцать тысяч, а большой палец — двадцать. Можно было получить по максимуму.
Он сказал, что сглупил с кистью. Потерял ее сразу всю. Теперь он знал, что делает: зарабатывает мне на новое сердце. Он поцеловал меня и сказал, что отныне все будет хорошо.
Компания направила к нам представителя. Он принялся задавать вопросы: не было ли у папы депрессии? Не поговаривал ли он о самоубийстве? Они не замечали, что он был счастлив. Я лгала
Мама нашла тетрадь. Я проснулась от ее криков, спустилась вниз: она пришла в неистовство, била его. На следующий день она оставила меня дома и долго втолковывала, что папа болен. На голову. Она сдала его в психушку. Меня это взбесило. Она пыталась внушить мне, что на самом деле он меня не любил. Что он рехнулся. Мы орали друг на друга. Я пожелала ей сдохнуть. В дальнейшем мы так и не стали теми, кем были прежде.
Спустя какое-то время папа вернулся домой. Его пытались подержать еще, но он всех перехитрил. А на работе не могли найти оснований для его увольнения, и он вернулся в строй. За ним стал ходить по пятам высокий усатый дядька. Они даже из школы забирали меня вместе. Папа говорил, что и в туалет они ходят вдвоем. В его изложении происходящее выглядело забавным. Как игра в шпионов. Мы листали тетрадь, складывали цифры, и выходило, что собрано уже почти все. Мы знали, сколько нам нужно на новое сердце с учетом банковских процентов. Оставалось чуть-чуть. Всего лишь ступня.
Через три недели папа улучил момент, когда усатого дядьки не оказалось рядом. Но что-то пошло не так. Мама пришла в школу, отвела меня на парковку и там сообщила, что папа погиб. Его задавило блоком двигателя. Я прибежала домой, открыла тетрадь — так и есть. Предполагалось обойтись лишь ступней.
Нам выдали чек на сто тысяч долларов. Посмертная выплата. Он бы расстроился. Всего лишь сотня за все, тогда как по частям выходило гораздо больше.
Мы вложили деньги в ценные бумаги. Сумма росла. Когда мне исполнилось восемнадцать, она составила почти шестьсот тысяч долларов.
Я объяснила врачу, что хочу что-нибудь вечное. Из стали. Потому что это будет все, что останется от папы, и я хотела, чтобы он жил в моем сердце до конца моих дней.
Ее лицо исказила гримаса. Пальцы впились в ватное одеяло, укрывавшее ее грудь.
— А они его вынули.
Когда Лола заснула, я выехал в коридор. Кассандра Котри вышли из двери в десяти шагах от меня.
— Вот так история, — сказала она.
— Да уж.
— Мне всегда интересно, что заставляет людей выбрать себе профессию. Никогда не догадаешься.
Я ничего не ответил.
— Она может получить назад свое сердце. Мы его не выбрасывали. Если оно имеет для нее некую сентиментальную ценность… пусть забирает.
— Я ей передам.
Мы замолчали.
— Я хочу продолжить работу над проектом, — заявил я.
— Конечно, — ответила Кассандра Котри. — Я так и думала.
На следующий день Карл отвез меня коридорами исследовательского центра к лабораториям. Мы почти не разговаривали. В ожидании лифта он сказал:
— Очень рад был узнать, что мисс Шенкс выздоравливает.
Я ничего не ответил.
Он отвез меня в помещение, бывшее прежде лабораторией смежного проекта, пока туда не вселились мы. Перед дверью мы остановились.
—
Это был упрек, ибо тот находился у меня, пока Карл не выстрелил в Лолу. Его забрали, когда я лежал без сознания, — вместе с рукой и ногами.
Карл прокатал собственную карточку. Индикатор мигнул зеленым. Я удивился, потому что раньше, насколько я знал, охрана не допускалась в лаборатории. За дверью оказалось просторное помещение, заставленное стеллажами. На сверкавших сталью панелях лежали ноги — полдюжины пар в различной степени готовности. В том числе Контуры. Справа от меня был накрыт «шведский стол»: разного рода пальцы. Дальше покоились руки. До сего момента я не верил, что мне вернут мои органы. Я все ждал, что выскочит Кассандра Котри и сошлется на затруднения, возникшие буквально сейчас. Но этого не случилось.
— Свитер дать?
Я вздрогнул: совсем забыл о присутствии Карла.
— Что?
— Вас трясет.
Это была правда.
— А, вы об этом. Нет, не нужно.
Взявшись за поручни, я подъехал к Контурам. Карл не препятствовал, не удержал меня за руку, не предложил выбрать что-то другое. Я пробежался руками по металлу, проверяя контакты и убеждаясь, что все на месте.
— Вы и в самом деле любите эти штуковины, — заметил Карл. — Небось, выжимают тонну?
— Вроде того.
Они выжимали четыре тонны. Что было, признаться, пустяком по сравнению с тем, что они будут делать, когда я кое-что изменю. Но я не сказал об этом, так как Карл стремился втянуть меня в разговор, а я этого не хотел.
— Силы не бывает слишком много, — размышлял Карл. — Это уж точно. — Он положил на стальную стойку карточку: мой пропуск. — Не буду вам мешать.
Я видел его в последний раз. В смысле — целиком.
Я выбрал комплект металлических пальцев и вставил в руку. Это была не вся рука. Она больше напоминала перчатку. При аварии мне расплющило всего три пальца. Тогда казалось, что дело хуже. Перчатка позволяла искусственным пальцам принять нужное положение, вводя иглы нервного интерфейса между суставами пясти. Боль была ожидаемой, но длилась недолго. Я открыл, что ко всему можно привыкнуть. Я ощутил, что подсоединяюсь к чему-то большому, далекому и холодному. Синапсы приятно дрогнули. Я взглянул на металлические пальцы, и те шевельнулись.
Я снова подъехал к Контурам и сложил их. Опустив ноги до удобного уровня, я вынул из гнезд коврик нервного интерфейса. Искусственная рука хороша тем, что пальцы не дрожат. Иглы вошли в мою плоть с лазерной точностью.
Подключившись, я устроился в гнездах. Три недели назад я не мог это сделать без посторонней помощи. С тех пор прошла вечность. Усевшись поудобнее и закрыв глаза, я прислушался к шипению поршней. Копыта Контуров зацокали по полу. Я не солгу, если скажу: это был самый чувственный момент в моей жизни. В той же мере, в какой я тосковал по моим ногам, я недооценивал радость воссоединения с ними.
Я сделал шаг. Цок.Должно быть, мне приснилась гонка по городу, когда я кричал, потеряв управление. Эти ноги не могли подвести. Они были надежны. Я был уверен в них. Они фактически стали мною.
Мой взгляд упал на инвалидное кресло. Эта вещь выглядела несерьезной. Я подошел к нему, поднял копыто, прицелился в сиденье. И опустил. Железные стойки хрустели и ломались, как хворост.
Я отправился к лифтам. Я тихо напевал, пока ждал, заложив руки за спину. Двери открылись, и вышли двое лаборантов в Z-очках.