Человек наизнанку
Шрифт:
– Говорю тебе, все так и есть. Они – жестокие конкуренты.
Камилла покачала головой.
– Что она тебе о нем сказала? Кроме волос?
– Ничего. Пришел Солиман, и она замолчала. Я больше ничего не смог разузнать.
– Этого уже достаточно.
– Более чем достаточно.
– И что же нам теперь делать?
Лоуренс подошел к Камилле, положил ей руки на плечи.
– Я скажу тебе, что мне советовал мой отец: «Хочешь быть свободным – пореже открывай рот».
– Ясно. И что дальше?
– Рот мы закроем. Потому
– Не знаю. Говори все как есть.
– Им вспарывали брюхо от шеи до паха и смотрели, нет ли у них внутри волос. А потом, когда обнаруживалось, что их ввели в заблуждение, плакать было уже поздно.
Лоуренс сжал плечи Камиллы.
– Нельзя, чтобы ее бредни стали известны за пределами фермы, черт бы ее взял, – медленно и отчетливо проговорил он.
– Не верю, что люди такие чокнутые, как ты воображаешь. Они не накинутся на Массара. Люди знают, что на овец нападает волк.
– Ты права. В обычное время ты была бы совершенно права. Однако ты забываешь, что мы имеем дело с необычным волком, не таким, как другие. Я видел отпечатки его зубов. Камилла, если я тебе говорю, что это могучий зверь, такой, каких я, может быть, никогда не встречал, ты должна мне поверить.
– Я тебе верю, – тихо ответила Камилла.
– Скоро это станет известно многим, не мне одному. Они же не слепые, эти парни, они быстро во всем разберутся, что бы там ни думала толстуха. И очень скоро они обо всем узнают. Узнают о том, что имеют дело с необычным существом, какого они никогда не видели. Камилла, ты понимаешь, к чему я веду? Ты понимаешь, насколько серьезна опасность? Для них это нечто выходящее за пределы нормы. Они же испугаются. И потеряют голову. Станут поклоняться идолам и предавать огню несогласных. Если сейчас толстуха Сюзанна распустит слухи, парни схватят Массара и вспорют ему брюхо от шеи до самых яиц.
Камилла покачала головой, напряженно размышляя. Никогда еще Лоуренс не произносил столько слов сразу. Он по-прежнему обнимал ее, словно желая защитить. Камилла чувствовала его горячие ладони на своей спине.
– Вот почему нужно непременно найти этого зверя, мертвым или живым. Если они его найдут, он будет мертвым, если я – живым. И с этого момента нам лучше помалкивать.
– А что делать с Сюзанной?
– Съездим к ней завтра, скажем, чтобы поменьше трепалась.
– Она не любит, когда ей приказывают.
– Но она любит меня.
– Она уже могла рассказать кому-нибудь, кроме тебя.
– Не думаю. Вряд ли.
– Почему?
– Потому что она считает всех жителей Сен-Виктора круглыми идиотами. А меня нет, потому что я иностранец. Кроме того, она разговорилась об этом со мной, потому что я разбираюсь в волках.
– Почему же ты ни словом не обмолвился в среду вечером, когда мы вернулись из Экара?
– Я надеялся,
Камилла снова покачала головой.
– Она сумасшедшая, твоя Сюзанна, – прошептал ей на ухо Лоуренс.
– Я ее все равно очень люблю.
– Знаю.
IX
На следующее утро в половине восьмого Лоуренс завел мотоцикл, и они тронулись в путь. Еще толком не проснувшаяся Камилла села сзади, и они не спеша проехали два километра до Экара. Одной рукой Камилла крепко обнимала Лоуренса, а в другой держала пустую банку из-под винограда в водке. Сюзанна давала виноград только в обмен на пустую банку.
Лоуренс повернул налево, выехав на каменистую дорогу, ведущую прямо к дому.
– Смотри, полицейские! – крикнула Камилла, тряся Лоуренса за плечо.
Лоуренс знаком показал, что тоже их заметил, заглушил мотор и слез с мотоцикла. Сняв шлемы, они с Камиллой увидели тот же голубой автомобиль «универсал», что стоял у овчарни, как два дня назад, и тех же двух полицейских, среднего роста и совсем низенького, которые бегали от дома к машине и обратно.
– God, – только и вымолвил Лоуренс.
– Вот черт, опять беда с овцами, – с досадой произнесла Камилла.
– Bullshit. Теперь толстуху не утихомирить.
– Сюзанну.
– Сюзанну.
– Лучше бы это случилось где-нибудь еще.
– Волк сам выбирает. Случай тут ни при чем, – сказал Лоуренс.
– Он выбирает?
– Несомненно. Ходит на разведку, пока не отыщет то, что ему нужно. Овчарня легко доступна, стоит на отшибе, собак держат на привязи. Вот он и возвращается. И еще не раз вернется. Если сюда повадится, его будет проще поймать.
Лоуренс положил шлем и перчатки на сиденье мотоцикла.
– Пойдем, – позвал он Камиллу, – надо взглянуть на раны. Интересно, они такие же или другие?
Лоуренс встряхнулся, как просыпающийся зверь, – так он всегда делал, когда возникали какие-нибудь трудности. Камилла сжала кулаки и сунула их в карманы брюк. Тропинка пахла тимьяном и базиликом – и кровью, подумала про себя Камилла. А Лоуренс считал, что здесь всегда пахнет овечьей грязной шерстью и мочой.
Они пожали руку жандарму среднего роста: вид у него был растерянный и крайне удрученный.
– Можно я осмотрю повреждения? – спросил Лоуренс.
Жандарм пожал плечами.
– Ни к чему нельзя прикасаться, – произнес он заученно, словно робот. – Ни к чему нельзя прикасаться.
Тут он устало махнул рукой, позволяя им войти.
– Вы там поосторожнее, зрелище ужасное, – предупредил он. – Просто ужасное.
– Да уж, не из приятных, – согласился Лоуренс.
– А вы что, за виноградом приехали? – осведомился жандарм, заметив пустую банку.
– Да, за виноградом, но не только, – ответила Камилла.