Человек, научивший мир читать. История Великой информационной революции
Шрифт:
Непосредственная здоровая конкуренция (жители не стремились покупать товар только у «своих») – к высокому качеству продукции. Настоящее экономическое чудо! Привлекательная цель для амбициозного человека, собирающегося начать собственное большое дело?
И да, и нет. Историки утверждают, что 80 % мигрантов, желавших стать жителями Антверпена, происходили из других районов испанских Нидерландов. Следующая по численности группа – выходцы с Рейна, из немецких земель. Французов было мало, и в основном из северной части Франции. Парижане были редкостью [52] . Плантен избрал на наш взгляд, возможно, логичный, но по тогдашним меркам очень необычный путь: переехать за 300 километров в город, находящийся под властью испанского короля, где говорят по-голландски и все еще иногда жгут типографов
52
Langereis (2014), note 18.
53
Сохранилось письмо Плантена папе римскому Григорию XIII от 9 октября 1574 года, где он объясняет причины своего выбора: «…никакой другой город мира не предлагал таких прекрасных условий для дела, которое я тогда основал.
Для меня было важно, что там легко было торговать и можно было найти все необходимые материалы для моего производства. В Антверпене также можно было найти огромное количество рабочих рук, за короткое время обучив их любому ремеслу, которое только можно себе представить. Кроме этого, мне было ясно, что этот город и регион процветали под властью испанского короля и католической церкви. И, наконец, поблизости находился великолепный университет Лувена с его прекрасными учеными во всех областях, чьи труды я надеялся печатать для общего блага» (цитируется по Langereis (2014), note 19).
И вот он оказался в Антверпене – без денег, имущества и связей; 21 марта 1550 года став гражданином города, Плантен потратил на уплату пошлины и изготовление официальных бумаг почти все оставшиеся сбережения. Зачем? Причин торопиться у него не было.
Старое правило о том, что стать мастером может только гражданин города, в реальности не действовало для целого ряда ремесел, а для остальных соблюдалось весьма условно: Антверпен старался приманить как можно больше квалифицированных профессионалов и поощрял их открывать мастерские. Более того, в то время как в любом другом месте Европы человека могли просто не пустить в пределы городских стен, если у него не было средств платить местные налоги, в Антверпен пускали вообще всех: каждый мог свободно войти и попытать счастья – спрос на рабочую силу был огромный.
Конечно, у граждан имелся целый ряд правовых и налоговых преимуществ. Но любой приезжий ремесленник вполне мог прожить и без них. Если продержался первый год – именно в течение этого срока город мог без объяснения причин выгнать иммигранта за любую провинность, – дальше все шло хорошо. Многие мигранты специально тянули с получением гражданства: одной из причин было то, что граждане должны были нести «службу» – исполнять определенные общественно-полезные функции (сторожевая служба на городских воротах, участие в управлении приютами для нищих, больницами, сиротскими домами), причем безвозмездно. К тому же за гражданство нужно было заплатить пошлину: для ремесленника это был примерно 20-дневный заработок, для рабочего 70-дневный.
Так или иначе, в 1540-х годах только половина приезжих пожелала стать гражданами. Прежде всего, в этом были заинтересованы неквалифицированные рабочие, хоть у них и не было денег на пошлину. Богатые дельцы предпочитали оставаться мобильными, не привязываясь к конкретному месту, а разница в налогах была для них несущественна. Ремесленники вроде Плантена получали гражданство в случае, если собирались связать свою жизнь с городом и открыть мастерскую.
В чем бы ни крылась причина спешки – об официальных бумагах Кристоф позаботился очень вовремя.
В 1552 году на фоне очередного обострения отношений между Францией и испанскими Габсбургами городской совет выпустил директиву: всем французским иммигрантам надлежит отметиться в ратуше, а тем из них, кто не имеет гражданства, – немедленно покинуть Антверпен и Нидерланды. Депортация потенциальных «вражеских агентов» и «коллаборационистов» – вовсе не изобретение XX века. Назревала война, испанцы опасались вторжения Франции в Нидерланды, и этого было достаточно для депортации местных французов. Плантен оказался среди тех, кому пришлось сообщить о себе в ратуше, но не среди тех, кто принужден был покинуть город. А ведь такое вполне могло произойти: по тогдашним правилам для получения гражданства нужно было прожить в Антверпене четыре года, то есть для него этот срок должен был наступить только в 1553–1554 году. По-видимому, данное правило не всегда выдерживалось строго, иначе типографическому гиганту Officina Plantiniana никогда не суждено было бы появиться.
Плантен покинул Париж глубоко разочарованным, но нашел ли он в Антверпене то, что искал? Да, город стремительно растет. Да, книгопечатание там быстро развивается. Но причем тут Кристоф Плантен? Его в Антверпене, откровенно говоря, никто не ждет. Сотни таких вот подмастерьев каждый месяц приходят сюда в поисках лучшей доли, надеясь получить работу. У каждого – своя судьба, свои мечты и надежды. Плантен – просто один из них, и никто не встречает его у городских ворот с почестями и патентом мастера на золотом блюде. В Антверпене уже имеется десяток печатников и издателей.
Мечты мечтами, но у Кристофа есть жена и маленькая дочка, Маргарита, родившаяся в 1547 году в Париже. На подходе еще одна – Мартина, которая появится на свет в 1550 году. Им нужны кров, еда, одежда. В общем, регистрируясь после приезда в антверпенской ратуше, Плантен в графе «профессия» записывает «переплетчик».
Он снимает жилье на улице, где селятся местные переплетчики, и приступает к работе. По соседству находится улица типографов и книготорговцев Камменстраат, но в ту сторону Кристоф смотреть себе запретил. Теперь он занимается тем, чему когда-то учился у Масе, – работает с кожей, деревом и драгоценными металлами, изготавливая роскошные переплеты для богатых заказчиков. И все-таки он был талантлив! Всего пара лет – и он уже сделал себе имя в переплетном бизнесе Антверпена, оброс знатными клиентами, со многими из которых завел хорошие, даже приятельские отношения. Один из них – Габриэль де Сайяс, испанский сановник, будущий министр иностранных дел короля Филиппа II. Он стал многолетним покровителем и другом Плантена, не раз выручал его из трудных ситуаций, содействовал в получении крупных королевских заказов. Скоро Плантен начинает работать и на городские власти: в 1552 году магистрат заключает с ним договор о переплете административных документов. Это стабильный источник дохода и полезные связи.
Масе учил его переплетать книги, но Кристоф идет намного дальше наставника. В Антверпене он выводит на рынок новый продукт. Если переплеты все равно выглядят как роскошные ларцы – почему в них должны быть только книги? И он занялся производством ларцов и шкатулок, используя технологию отделки, которой обучился у Масе: дерево, орнаменты из разноцветной кожи и воска, цветной лак, позолота. Они предназначались для хранения важных документов и драгоценностей. «Никто ни в Антверпене, ни в Нидерландах не мог сравняться с ним в этом мастерстве» [54] , – похвастается позже Бальтазар I. Это была эксклюзивная продукция, быстро завоевавшая популярность.
54
Цитируется по Voet (1972), vol. 1, 14–15.
Рынок предметов роскоши в Антверпене сильно вырос за последние десятилетия: быстро богатеющие горожане стремились тратить деньги. Книги, да еще в драгоценных переплетах – один из показателей богатства и статуса. Ремесленники, производящие подобные товары и торгующие на международном уровне, зарабатывали состояния и часто вместе с крупными коммерсантами принадлежали к числу богатейших людей в Антверпене – даже богаче местной аристократии, которая все еще задавала тон в политической жизни города. Если у них хватало ума вкладывать деньги дальше – в торговлю, в недвижимость, в развитие предприятия, – их капиталы достигали серьезных размеров. Может быть, именно это стало теперь целью Плантена?
С 1553 года он начинает торговать книгами – этому он учился и у Масе, и у Богара. И в этом деле также преуспевает. У Кристофа обнаруживается еще и талант коммерсанта. Или, может быть, он сознательно развивает его в себе. За книгами следуют другие товары: кожа, географические карты, гравюры, льняной текстиль, как раз начинающий входить в моду, – это, например, те самые огромные и неудобные круглые воротники, которые мы знаем по портретам и фильмам. Он продает все, что хорошо продается. В какой-то момент Кристоф обращает свое внимание на еще один предмет роскоши – кружева.