Человек-пистолет

Магомет С. А.

Меня интересовал мальчик, ковырявший палочкой золу и черепки. Лора и Жанка уселись в машину и спокойно ели пирожные. Маман и Игорь Евгеньевич беседовали с соседями. Никто не мог сообщить ничего

ценного. Великолепие погоды заставляло творить тише. К запахам вешних вод примешивался запах гари. Время шло.

Я снова взглянул на мальчика с палочкой и увидел, как он нагнулся, что-то извлек из золы, а затем с вороватой поспешностью сунул это себе в карман, осторожно покосившись по сторонам: не видел ли кто. Поймав мой взгляд, мальчик с деланным равнодушием отвернулся, но тут же начал отходить прочь.

Я оставил своих и пошел за мальчиком. Тот оглянулся на меня и пошел быстрее. Я тоже прибавил шаг. Мы вышли за заборы. Он зашагал еще быстрее. Прибавил и я. Наконец, он пустился бегом, и я перешел на бег… Я настиг его. Он загнанно запетлял, а потом с досадой швырнул мне под ноги то, что отыскал на пепелище, и, пока я рылся в снегу, отбежал в сторону. Что-то несильно кольнуло меня в ладонь, и я выгреб из снега закопченный пятиконечник… Это был всего лишь орден… Я стремительно выпрямился и, сомкнув пальцы, до боли сжал его в кулаке. Подождал. Через несколько секунд я захотел еще раз взглянуть на трофей, но не смог разжать пальцы. Я сжимал кулак все крепче, пока не увидел, что меж пальцев выдавливаются капли крови. С огромным трудом я раскрыл ладонь. Я вспомнил свое утреннее ликование, ощущение праздника и уверенность, что могу дышать свободно, и затрясся от невыносимого стыда, поняв, что отныне действительно буду принадлежать только самому себе.

Спрятав руку с орденом в карман, я повернулся и побрел обратно, а мальчик с завистью смотрел мне вслед, до этого момента еще, вероятно, надеясь, что я выброшу его находку. Теперь ему, вероятно, казалось, что я завладел настоящим сокровищем и безмерно счастлив.

А я думал: «Господи, это, оказывается, худшее из всех рабств — быть одержимым желанием принадлежать только себе! Неужели мне с этим жить? Неужели всегда верить только в то, что нет ничего ценнее моей собственной жизни? Неужели это теперь запаяно в меня так прочно, что даже для того, чтобы я понял это, Ком должен был умереть?.. И что же, неужели для того, чтобы исправить во мне это, нужно, чтобы он воскрес?!..»

Где ждать мне?.. С какого холма сойдет мой неистовый и пречистый воин?

(1987)