Человек под лестницей
Шрифт:
Тогда Паула и пристрастилась к бегу, чтобы усмирить рвущуюся наружу энергию. Бег вошел в привычку. Каждое утро она надевала кроссовки и уходила бегать.
Даже на следующий день после рождения Фабиана она вышла из больницы и два раза обежала ее. О, эта противная, унизительная родовая боль! Это отвратительное ощущение потери власти над тем, что с тобой происходит, чувство, что тебя принесли в жертву этой разрывающей силы. Она испытывала острый стыд за то, что смогла довести себя до такого состояния — полной потери контроля над собой, паники. Да что там, она дошла до того, что ругалась, пиналась,
Для Паулы бег был своего рода очищением. С каждым выдохом из тела толчками вылетала нечистота жизни, а вместе с потом, лившимся из всех пор, уходили липкие, отвратительные сны.
По песчаной дорожке она добежала до асфальтированной дороги, затем повернула обратно и, не снижая скорости, устремилась к дому. Сейчас она примет освежающий душ и вернется к своим картинам, своему мужу и своим детям.
Когда она полчаса назад выходила из дому, Фредрик был в своем кабинете и что-то сосредоточенно искал в нижнем ящике стола. Он снова провел ночь без сна и встал на рассвете. Он даже не обернулся, когда Паула, проходя мимо, пожелала ему доброго утра.
Сделав последний поворот, она увидела большой белый деревянный дом с садом, застекленной верандой, островерхой крышей и эркерами. Этот дом принадлежал им! Ею вдруг овладело чувство торжества. Это была награда для двоих тяжко работающих людей.
Она сразу пошла в ванную. Приняла душ, надела черный халат, похожий на японское кимоно, и бросила взгляд на свое отражение в зеркале. Да, она очистилась. В глазах нет и следов отчаяния, какое иногда овладевало ею до пробежки. Она видела себя красивой, свежей, сосредоточенной.
Паула спустилась в кухню. Муж уже сидел за столом, углубившись в какую-то бумагу. Лоб его пересекала скорбная морщина. Правая рука была обмотана салфеткой, по листу бумаги расплылась капля крови, похожая на раскрывшуюся розу.
— Дорогой, что с тобой? — Она ласково прикоснулась к перевязанной руке.
— Он меня укусил, этот маленький чертенок. Можешь себе представить? Он меня укусил!
Паула в ужасе посмотрела на Фредрика. Он говорит о Фабиане? В детском саду был один мальчик с такой скверной привычкой — кусаться, но Фабиан никогда… Да и Фредрик никогда бы не называл сына маленьким чертенком.
— Кто? — прошептала она. — Кто тебя укусил?
— Он, этот ужасный маленький подонок, который живет под лестницей.
Это не крыса!
Когда Фредрик рассказал всю историю до конца, Паула поняла, что его и в самом деле укусил человек, прячущийся в каморке под лестницей или вообще в подвале. Но она отреагировала не страхом и чрезмерной озабоченностью, как боялся Фредрик. Нет, Паула плотнее запахнула халат, села за стол и задумчиво спросила:
— Значит, он говорит, что живет здесь?
— Да, говорит, что он — наш квартирант. На этом пункте он очень настаивал.
— Может быть, при прежнем владельце он действительно снимал здесь комнату? Конечно, не этот чулан с хламом, а другую комнату в доме? — сказала Паула. — Видимо, с головой у него не все в порядке, и он, скорее всего, что-то путает.
— Да, я тоже так подумал. Наверное, у него была какая-то договоренность с прежним хозяином. Но мы не можем нести ответственность за его договоренности. Я еще раз внимательно перечитал договор о купле, договор с маклером и описание объекта, и там нет ни слова о поднайме, — сказал Фредрик, ткнув пальцем в одну из бумаг, лежавших на столе. — Кажется, и маклер ничего не говорил о квартиранте, или нет?
— Конечно, не говорил. Наверное, это просто сумасшедший, который случайно забрел в дом, пока он пустовал. Иначе как бы он вообще сюда вошел? На ночь мы всегда запираемся. Может быть, у него есть ключ?
Фредрик пожал плечами и забинтованной рукой собрал со стола бумаги. Под их подписями на договоре красовалась теперь капелька крови.
— Наверное, он был знаком с прежним владельцем, — сказал Фредрик.
— Причем так близко, что тот разрешал этому типу приходить и уходить, когда ему вздумается? Да еще дал ему ключ? Если так, то нам надо срочно поменять замок.
— Если только…
— Что?
Он хотел сказать: «Если только здесь нет другого входа». Это была очень неприятная мысль. Фредрик подумал об узком лазе под последней ступенькой лестницы. Он не стал рассказывать об этом Пауле, чтобы она не встревожилась. Куда бы ни вел этот ход, его надо срочно заделать.
— Ах, да ничего. Конечно, нам надо поменять замок, и сделать это как можно скорее. Второе: я позвоню в полицию, узнаю, не сбежал ли кто-нибудь из учреждения для таких, как он. Если же в полиции ничего не знают, проконсультируюсь в социальном ведомстве, может быть, они что-то посоветуют. Если он и правда бездомный. Должны же они что-то сделать.
Паула молча кивнула. Кажется, она успокоилась.
Фредрик протянул руку, чтобы погладить ее по щеке, и слишком поздно вспомнил, что держит бумаги. Она вздрогнула, когда запачканный кровью листок коснулся ее лица, и он быстро отдернул руку.
— Как твоя рука? — участливо спросила Паула. — Рана глубокая?
— Да нет, ничего особенного, — пробормотал он в ответ.
— У тебя может быть столбняк. Когда тебе в последний раз делали прививку?
— Кажется, в детстве. Но ранка неглубокая. Но как это мерзко! Укусил, как какой-нибудь звереныш.
— С ним явно что-то не так, это ясно. Он ненормальный. — Она замолчала и призадумалась. — Ты сказал, что он поменял прокладки в кухонном кране?
— Да, очевидно, он это умеет. Может быть, он иногда помогал по дому прежнему владельцу. Присматривал за домом, когда тот пустовал. Может быть, поэтому ему и дали ключ.
Паула подошла к мойке, наклонилась над ней и принялась рассматривать смеситель.
— Может быть, и так, — задумчиво произнесла она. — Наверное, он присматривал за домом, когда они жили здесь, и потом, когда уже уехали. Кажется, у него есть определенные дарования.