Человек с Луны
Шрифт:
Приходилось быть настороже, носить оружие, что было скучно и утомительно. К тому же я узнал еще более подробностей о грабеже. Оказалось, что моим серамским людям нельзя доверять и что даже нельзя будет ожидать от них помощи в случае нападения. Явились фактические доказательства, что один из серамцев принял участие в грабеже моих вещей в Айве, что другие находятся в интимных отношениях с папуасами, что когда горные папуасы приходили в Айву и когда мой амбоинский слуга Иосиф роздал порох и пули, чтобы прогнать их, серамцы стреляли холостыми зарядами. Эти факты легко объясняются обстоятельством, что три четверти моих серамских матросов были папуасы, некоторые из них были вывезены в малом возрасте даже из этих самых местностей.
Я поселился
Что мне в Айдуме особенно надоело — это постоянное беспокойство окружавших меня людей, серамцев и папуасов, и их страх относительно нападения, убийств, грабежа. Мои союзники, люди Айдумы, указывали на многих людей, которые, называя себя жителями Айдумы, приходили к моей хижине, как на людей Наматоте и Мавары и как на грабителей моих вещей в Айве, прося меня убить их. Раза два они даже насильно приводили ко мне нескольких папуасов, которые имели дерзость явиться в Урбурмету в одежде, украденной в моей хижине. Я приказал отпустить их, хотя я решил не оставить безнаказанным убийство людей, искавших убежище под моею кровлею, и грабеж моих вещей в Айве. Но мне казалось недостаточным застрелить нескольких простых папуасов, которые хитростью хотели проникнуть к моей хижине, даже если они были истинно шпионы неприятелей. Я хотел захватить по крайней мере одного, если не обоих предводителей грабежа. Я хотел сделать это сам, потому что я по опыту, а также из слов самих папуасов мог заключить, что в случае, если бы военное или другое большое судно взяло на себя наказание папуасов, все виновные скроются в горы. Относительно незначительное число моих людей, дружественные отношения папуасов с серамцами не дозволяли им предполагать, что я осмелюсь предпринять что-нибудь серьезное против их вождей.
Не составляя никакого плана, я ожидал обстоятельств.
К концу апреля погода изменилась. Частые грозы, сильные дожди, усилившийся прибой указывали на перемену муссона. Приближалось время, когда урумбай мог и даже должен был вернуться в Серам, так как потом, при установившемся муссоне, ветер, прибой и волнение могли бы сделать опасным возвращение столь небольшого судна, как урумбай.
Я должен был также сдержать слово, данное серамцам: отпустить урумбай при перемене муссона.
Мои два амбоинских слуги отказались наотрез остаться одни со мною, если я отпущу урумбай, как я предложил им, обещая прибавку жалованья.
Неожиданное обстоятельство определило мое решение.
Утром 23 апреля я узнал, что один из предводителей грабежа, капитан Мавары, скрывается в одной из пирог. Я сейчас же решился: не сказав ни слова моим людям, которым я не мог доверять, отправился я в сопровождении только одного человека к пироге, где капитан Мавары был спрятан. Найдя его и приставив ему револьвер ко рту, я приказал следовавшему за мной человеку связать ему руки. Он был так изумлен и испуган, что не оказал ни малейшего сопротивления.
Так же изумлены были серамцы и папуасы, которые были на берегу и видели все происшедшее. Никто не ожидал случившегося.
После этого ареста я не должен был ожидать вечера, когда другие папуасы узнают о плене одного из начальников, и приказал немедля препроводить вождя Мавары на урумбай и перенести туда же мои вещи из хижины.
Папуасы были так поражены происшедшим, что беспрекословно повиновались моему приказанию помочь моим людям переносить вещи в урумбай.
Через полтора часа после ареста капитана Мавары все было готово к отплытию, и к полудню того же дня при благоприятном ветре урумбай находился уже далеко от берега Папуа-Ковиай.
30 апреля я прибыл с моим пленником на остров Кильвару и ожидаю здесь прибытия голландского судна, которое должно прийти сюда с амбоинским резидентом.
Я вывез из Новой Гвинеи довольно интересную зоологическую коллекцию, которую я собрал, имея в виду сравнительно-анатомические исследования. Я собирал преимущественно тех позвоночных, которых анатомическое строение еще не совершенно известно. На коралловых рифах губки с их многочисленными разновидностями особенно привлекли меня. Моя краниологическая коллекция обогатилась также шестью несомненно подлинными папуасскими черепами.
Подробное сообщение моих наблюдений и исследований я могу предпринять только по возвращении в Европу отчасти вследствие многочисленных рисунков, которые должны быть сделаны под моим надзором, отчасти потому, что я хочу посвятить здесь время дальнейшим исследованиям, а не разработке уже добытого материала.
Эта вторая экскурсия в Новую Гвинею, доставившая мне новые научные результаты, увлекает меня еще решительнее на пути исследования этого интересного острова и его жителей, несмотря на трудности и разные непредвидимые компликации обстоятельств. Я надеюсь, что эта вторая экскурсия не останется моим последним посещением Новой Гвинеи.
Остров Кильвару,
13 мая* 1874 г.
_______________
* Мое нездоровье в Амбоине, а затем возвращение на Яву замедлили
переписку и высылку этого сообщения до августа месяца (Ти-Панас, на
ос. Яве, 20 августа 1874 г.).
И з с о о б щ е н и я о п у т е ш е с т в и я х, с д е л а н н о г о в Р у с с к о м г е о г р а ф и ч е с к о м о б щ е с т в е в 1882 г. "На обратном пути, в июне 1874 г., я серьезно заболел в Амбоине и едва не умер в тамошнем госпитале, но, оправившись, я вернулся, заходя по пути в Тернате, Менадо, Макассар, на Яву, где снова воспользовался гостеприимством генерал-губернатора Лаудона. Зная его за человека честного и справедливого, я обратился к нему с полуофициальным письмом, в котором описал бедственное положение папуасов берега Ковиай, вследствие эксплуатации их малайцами, ведущими деятельную торговлю невольниками. Хотя рабство в голландских колониях давно уничтожено официально, на бумаге, но торговля людьми совершается на деле в довольно широких размерах, и находящиеся на многих островах голландские резиденты{95} частью не в состоянии следить за тем, что делается в отдаленных колониях, частью же считают более удобным смотреть сквозь пальцы на подобные явления. Письмо мое не затерялось в архиве, и голос мой за несчастных папуасов не оказался гласом вопиющего в пустыне: в ноябре 1878 г., уже в Сиднее, я имел большое удовольствие получить письмо из Голландии с известием, что голландским правительством приняты самые энергичные меры к искоренению возмутительной торговли людьми".
И з м е м о р а н д у м а г е н е р а л-г у б е р н а т о р у Н и д е р л а н д с к о й И н д и и."…Я должен сказать еще несколько слов о хонгиях, или морских набегах… Эти экспедиции, что бы там ни говорили, продолжают регулярно снаряжаться султаном Тидора{96} под предлогом сбора дани. Хонгии и теперь опустошают берега Папуа-Онин и Папуа-Ковиай. Султан Тидора нашел способ производить эти грабежи тайно, таким образом, что резиденты Амбоины и Тернате (как я узнал от них самих) ничего не знают об этих фактах. Для того, чтобы не привлекать внимания нидерландских властей, люди султана снаряжают экспедиции не на самом Тидоре, а в более отдаленных местах, где нечего бояться нидерландских резидентов…