Человек с того света
Шрифт:
Подчеркиваю слово «биополе». Такого понятия наука не знает, ибо нельзя знать того, чего в природе не существует!
Я ничего не стану доказывать и опровергать сам. Приведу лишь выдержки из работ того самого русского, которые ныне в числе ряда других вошли в изданный монографический трехтомник статей под общим заголовком «Пространство-Время», являющихся неотъемлемой частью принципиально нового направления науки о Человеке, Человечестве и окружающем мире.
«…Разумное существо окружено весьма чувствительной
…Следует уточнить понятие „Поле Времени человека“, а котором говорилось в предыдущей главе. Многие называют его биополем. Считать так по отношению человека было бы несправедливым. Значит отказывать ему в другой грани, которая делает это поле гораздо богаче и активнее. Представляется, его следует назвать бихроново поле —производным от двух слов „биология“ и „хронос“. Так будет точнее, объемнее и правильнее. И тогда многие экстрасенсовские чудеса станут понятней. Механизм их действия прост и заключается в способности одного, сильного бихронова поля возбуждать и проникать в бихроновы поля других.
Чувство одиночества человека и его нездешняя тоска — тоже атрибутика „своего поля времени“, оторванного от других.
А феномен гениев и вундеркиндов? Загадка их в уникальной аномалии бихронова поля, обладающего редчайшей особенностью — не до конца утраченной памятью других Времен-Пространств. Моцарт не лукавил что музыку он не сочиняет, а наигрывает услышанное им в себе. Не преувеличивал и Пушкин, которому, по его словам, достаточно было взмахнуть рукой, чтобы заговорить стихами…
И скорость движения времени внутренних хронометров гениев тоже необычна. Она не соответствует фактическому времени. Те же самые Моцарт и Пушкин прожили соответственно 35 и 37 лет, в которых, судя по делам и невероятной плодовитости, спрессовались все 70 лет…
…Итак, каждый человек — носитель своего времени, он окружен своим бихроновым полем и представляет из себя микробихро-мир».
Дверь в кабинет открылась. За тележкой, груженной кофейником, чашками и сладостями, вплыла секретарша шефа. Женщина лет тридцати. Потрясающей красавицей она не была. Потрясающие обычно вызывают острые сексуальные желания, а от этой симпатичной и стройной женщины веяло сдержанностью, домовитостью. Рассеянно улыбаясь, она толкала тележку к журнальному столику. Заметив это, Мерфи резко остановил ее.
— Разложите все там, — он показал на свой стол.
Женщина повернулась на его голос. Но Мерфи уже не смотрел на нее. Он стоял, развернувшись спиной, размышляя обо всем только что услышанном. «Стало быть биополе… Время, пространство…. Враки все это… Пока будем пить кофе надо попросить, чтобы он подробнее рассказал об этих „зверях“».
…Шеф Интерпола тогда не мог и подумать, что в скором времени «этот русский», о ком жызописал Векслер, будет работать в его «конторе», станет одним из его любимчиков. Более того, «этот русский» по случайно сложившимся обстоятельствам испытает на себе действие камеры, устроенной на месте гостиничного уголка. Выйдя из нее, он гневно бросит: «Ты фашист, Боб!» — и, хлопнув дверью, выйдет вон. Но часа через два русский вернется. Верх над эмоциями возьмет исследовательский интерес…
— Боб, вы хотели, чтобы я вам растолковал, что такое биополе? — спросил Векслер, когда за секретаршей закрылась дверь.
Отпив глоток кофе, Мерфи кивнул.
— Итак, биополе… В своем объяснении я пойду от конкретного. Так будет понятней… Минуту назад в вашем кабинете находилась женщина. Вы говорили с ней официально, внешне были холодны… Ее зовут Розита. Между вами существует глубокая, давняя связь. Вас влечет друг к другу.
Мерфи молчал. Он готов был разорвать сидящего перед ним плюгавого барбоса, вторгшегося в святая-святых — в его личную жизнь…
Векслер усмехнулся.
— Мне обо всем рассказали ваши биополя. Между ними пролегли, знакомые мне в сложной гамме спектра, которые излучает человек, цветные нити. Странно не то, что я их заметил, а другое. Я их вижу, а вы—нет. Каждая из сильных страстей человеческих — ненависть, испуг, страх, гнев имеет в излучении свой цвет. Чтобы увидеть все это, надо обладать восприимчивостью своего биополя и, естественно, быть настроенным. То есть, чтобы твоя биологическая эмульсия была возбуждена. А я ещё не отошёл от воздействия вашего гостинного уголка… Чтобы узнать подробности, мне пришлось незаметно пропассировать Розиту и вас. И вы оба поделились своими переживаниями…
Наличие биополя чувствуют все. На самом простом уровне — симпатичен мне этот человек или напротив. Животные и растения распознают, чего ждать от существа, приблизившегося к ним, — добра или зла.
Мерфи слушал, не перебивая. И чем больше экстрасенс говорил, тем больше поначалу возникшее в нем восхищение необычными способностями Векслера сменялось глухим раздражением.
Мерфи медленно убрал со лба ладонь. В глазах его стоял жесткий холод.
— Если я вас верно понял, то так называемое биополе дает, — он усмехнулся, — чудесную возможность подглядывать за человеком… Насколько это порядочно, господин Векслер?
Экстрасенс дернул плечом и, как от жгучего удара плетью, съежился.
Векслер о порядочности рассуждать не стал. А сказать ему было что. Ведь когда он работал с преступниками, Мерфи не считал его непорядочным. Об этом человеческом качестве он вспомнил, оказавшись перед экстрасенсом сам, в чем мама родила.
Конечно, одно дело снять одежды с тела, совсем другое — оголить совесть. Совесть самая больная штука у человека. У всех она болит. И, вероятно, более непорядочен тот, у кого она саднит в меньшей степени, поскольку толще корка грязи… Так теперь думал Мерфи, прокручивая в памяти тот давний эпизод. Тогда же он вел себя по-ханжески, высокомерно. И оставил на своей совести пятно…
Вексель глубоко вздохнул.
— Не подглядывать, Боб, а знать человека. И биополе ли мне помогает—не знаю. Тут все в совокупности. Что именно, это я толком объяснить не могу. Я, да и многие подобные мне, идут по наитию. Как бог на душу положил.
Экстрасенс задумался и энергично потер висок.
— Это нечто важное вокруг человека, что обволакивает его, то же естество, как и его внутренности, чувства, мысли. Только оно менее осязаемо, не физиологично. Но оно имеет свои функции. И именно в нем хранится информация того, что было с человеком, есть и будет. Да, похоже на присказку гадалок…
На какой-то миг глаза Векселя снова вспыхнули светом.
— Вы, Боб, не далее как завтра с дочерью и Розитой будете ужинать в «Мистрале». В вашем с Розитой любимом ресторане… Больше я вам ничего не скажу.
Глаза его налились свинцовой наледью. Взявшись обеими руками за виски, экстрасенс встал.
— Голова. Очень болит голова, — простонал он. — После сеансов у меня всегда так. Ничего, пройдет. С полмесяца проваляюсь в постели и приду в норму. — Вексель выдавил из себя подобие улыбки, а потом, кивнув в сторону журнального столика с креслами, добавил:
— Мне туда нельзя было садиться. Жуткое место. Такого ужаса я больше нигде не испытывал. Вместо применяемых вами в дознании специальных методов обработки преступников, я бы посоветовал на этом месте сделать одиночную камеру. Она будет гораздо эффективнее. Я побыл там минуту с небольшим, а показалось, прожил год. Меня словно пронесло по остатку моей жизни. Я видел себя в сценах, которые, думаю, еще должны произойти со мной… Мне мало осталось, Боб.
Мерфи махнул рукой. Мол, пустое. В таком болезненном состоянии в голову может взбрести что угодно.