Человек с железного острова
Шрифт:
– Это все правда. Не знаю, как там про железные острова, а про Дальний Запад за степью и про Куранаха нашего любезного – все так. Мы думали, что ты все же сможешь нам в подмогу быть, а оказалось, что не ты нас обманул – сами обманулись!
Ну конечно! У этих троих расчет был простой – использовать меня в своих целях, перед этим исподволь выведав мои. Наверное, именно поэтому они и двинулись в такой компании – с Паханом то есть, заранее вычислив, что он мне как проводник будет необходим. Эх, ребята светлые, попали вы впросак, да меня и этих двух с собой затащили. Одна радость, что эльфам эта дыра явно знакома, хоть не вслепую бродить будем. Пахан тоже примерно так думает, только выражает он это в менее вежливой речи:
– Ну, вляпались? Небось, себя мудрее всех считали, а теперь каетесь. Наверх выбираться будем как можно скорее, ни минуты лишней здесь, и не делайте вида, что не знаете как. Все, договорились. А так тут неплохо – ветра нет, тепло, и гадости хищной никакой не чую. Я спать буду, и вам тоже советую.
– Верно, – Паханенок подхватывает. – А то у меня от его, – палец в меня, – рассказов да объяснений голова кругом пошла.
Эльфы согласны, да и я не против отдохнуть от треволнений. Здесь действительно тепло и не дует, и я приваливаюсь к торчащему из земли обломку крыла, но заснуть не получается. Просто так сижу и тот, последний поход вспоминаю – где Пьеро последний раз и видал. Как Знахаря хоронили, как в Первой деревне изо рва выбирались – все вперемешку. Грустно мне, и даже очень. Сижу я так, сижу, а потом Хворый вскакивает, хватает нашу жалкую пародию на факел и почти кричит:
– Скорей, скорей, уходим отсюда, ведь мы же сферу свода нарушили!
На эльфов эти слова действуют как хороший кнут на лошадь – начинаются мгновенные сборы, расталкивание спящих и понукание упирающихся – конкретно Паханенка, который спросонья готов наброситься на любого рядом стоящего, но ему не дают. Кое-как похватали у кого что уцелело, у меня багажа только «S»-контейнер – и бегом за светлой троицей. Они уже спустились с земляного холма и бегут по плитам, поднимаясь наискосок от вогнутого дна нашей каменной чаши. Бегут всерьез, я скорость держу с трудом, Паханенок на своих кривых ногах и вовсе отстал. Эльфы останавливаются у того места, где по круче уже нельзя подниматься на двух ногах, Хворый отчаянно машет факелом. Тишину нарушает скрежет вверху, затем нарастающий шум и грохот – с «потолка» начинают лететь вниз камни облицовки. Удары все учащаются, уже идет настоящая бомбежка, когда мы добегаем да Хворого. Он стоит у входа в тоннель, выложенный тем же камнем, туда ныряю я, а за мною орки. Паханенок в нервном потрясении – здоровенный брусок грохнул на мелкие куски прямо рядом с ним, ранений нет, но моральный ущерб нанесен. Пока темные убеждаются в своей целости-невредимости, я подхожу к краю подземного хода – камни летят стаями, а потом величаво обваливается вся крыша разом. Мы с Хворым отскакиваем от прохода, и мимо проносится масса земли, травы, березки эти несчастные в свете факела мелькнули, и наступает тишина, только в наполовину забитый землей вход в тоннель заглядывают звезды – огромный правильный круг чистого неба теперь вверху. Новый шум. На черном с подсининкой фоне появляется сначала робкая и жиденькая, но с каждой секундой становящаяся все уверенней и гуще струя водопада – кажется, что вода светится своим собственным светом. Хворый оттаскивает меня за поворот, где вся компания собралась, с некоторой натугой вытягивает на себя ничем не примечательный блок из стены и делает что-то рукой в проеме. Короткий грохот и скрежет осыпающегося гравия. Граф берет факел, уже почти сгоревший, и снова идет за угол, а я за ним. Но за углом дорогу преграждает каменная плита, на которую так и просится табличка:
Отряд продолжает сидеть на том же месте. Хворый запалил новый пучок веток, последний, а Паханенок уже отошел от шока и клянет на ирчисленге все камни на свете, прошлые и будущие, а также тех, кто заставляет эту «непотребную булынь» валиться на головы прохожих – при этом поглядывая на эльфов. Пахан в ругани участия не принимает, более того, он подчеркнуто ровно осведомляется – что теперь там такое происходит? Граф отвечает:
– Яма сейчас там большая, а к утру будет озеро, до дна которого вряд ли кто-нибудь донырнет.
Паханенок ругает уже конкретно эльфов, которые даром что вечные, а памяти никакой, и хорошо что хоть спохватились, а не то лежали бы сейчас вонючим тестом вперемешку, как крысы дохлые, только глаза у кой-кого не такие красные. В таком заявлении Пахан усматривает угрозу относительному миру и согласию, до сих пор царившим в отряде. Он без лишних слов бьет нахала по макушке кулаком, тот осекается и теперь только про себя что-то бормочет, то ли от боли скулит, то ли ругань продолжает. Эльфы на инцидент внимания не обратили, посовещались опять на своем диалекте, и Хворый говорит:
– Сейчас мы пройдем дорогой, по которой не ходил ни один смертный. Более того, здесь многое сделано, чтобы случайно попавшие сюда не выходили назад. Поэтому то, что говорю я или кто-нибудь из нас, выполнять надо быстро и беспрекословно.
– А куда она, дорога эта нехоженая, приведет? – Пахану интересно.
– Тебя – туда, куда стремишься, да и ты, Алек, тоже к Реке попадешь, не сомневайся.
Разговор окончен. Я боюсь, что эльфы захотят продолжить ночевку прямо здесь – рядом с озером, даже загороженным плитой, это было бы весьма неуютно – но троица берет свои пожитки и идет по коридору, а мы за ними – двое темных и один неясный. Несколько плавных поворотов, небольшой подъем, и тупиковый отросток вбок – первое разветвление за все время. Я уверен, что за плитой тоже что-то есть, у Графа спросил, но титулованная особа только отмахнулась. На нет суда нет, и, пристроив под голову контейнер, я засыпаю – на этот раз быстро и без раздумий.
Новый день – новые хлопоты. Кстати, новый день – буквально, в тоннель каким-то образом проникает слабенький, но все же свет. Растолкал меня Барон и, не дожидаясь, пока я проморгаюсь и отзеваюсь, говорит:
– Надо вас замаскировать, чтобы лишних неприятностей не было.
– Замаскировать? – вид у меня, наверное, очень глупый, обалдел от сна.
– Да, да. Подземелья не любят людей и ненавидят гоблинов. Но с орками проще – мы их поведем как пленников, а тебя – как союзника в особой милости.
Я окончательно теряю нить:
– В какой милости у союзника?
Барон, видимо, решив, что с таким пнем разговаривать бестолку, жестом предлагает подойти к Графу с Хворым. Подхожу, и начинается камуфляж. Не внешний, конечно, внутренний и теневой. Пахану с Паханенком действительно проще – не жрамши, не пимши, злые, но судьбе покорные, они за пленников сойдут только так. Еще только немного косметики – и полное подобие состояния захваченного в бою злыдня. Пахан честно предупреждает, что сам страха, пожалуй, не изобразит, а вот Паханенка бояться заставит.
– Это как?
– А вот так. – Пахан замахивается на напарника, рожа зверская, и Паханенок отшатывается.
– Молодец, – хвалит Граф, – с вами все в порядке. Теперь давай ты, Алек.
Барон растолковывает палитру и расклад по направлениям, а дальше я и сам умею, эльфы только помогают. Вроде все, можно идти, только заново поклажу перераспределить надо. Мешок остался один, его будем тащить по очереди, как и два узла с репой – остатки рубахи моей несчастной. Контейнер нести никто не хочет, я прошу немного подождать и подтаскиваю его поближе к свету. Я наконец разглядел – в потолке есть длинная щель, уходящая вверх, стенки отполированы, и наверное там, наверху, есть замаскированное входное отверстие. Нащупываю кнопку сбоку крышки контейнера, жму, и замок исправно щелкает. У этих контейнеров шифр-устройство есть, но его на моей памяти не использовали ни разу, и сейчас обошлось. Внутри оказывается пачка каких-то факс-копий не очень хорошего качества и помятая восьмиконечная звездообразная брошка с обрывком цепочки. Звездочку я кладу в карман штанов, пачку бумаги – в мешок потом суну, и в последний момент в уголке углядываю маленький мешочек темной кожи. Туда же, в карман его, и к сотоварищам истомившимся иду.
– Все, – говорю. – Бумаги вот только положу, потом разберемся что к чему.
Коридор сначала виляет, потом выпрямляется и становится немного шире. Я пытаюсь заглянуть в световую щель, но Граф машет рукой – мол, не отставай, приходится догонять группу бегом, а потом дышать с прихрипом. Так весь с позволения сказать день и тянется – тоннель, изредка перекрестки. Когда свет ослабевает настолько, что стен почти не видно, Хворый объявляет привал, прямо посередине прохода. Пахан, оказывается, считал шаги, и выходит, что прошли мы около двух десятков километров, а то и побольше, я длину его шага специально с недотягом прикинул. Перевожу в лиги, оглашаю результат – Пахан горд. Довольство свое он выражает удовлетворенным «угу», а сам продолжает звучно есть остатки рыбы. Паханенок тоже подчавкивает. Эльфы по тонкости души симфонии этой не выносят, расположились шагов за двадцать вперед, и от них не доносится ни звука. Темно уже совсем, и я засвечиваю зажигалку, решив просмотреть бумаги из контейнера. Это снимки с листов какой-то книги, явно побывавшей во многих переделках. На одном листе – видимо, заглавном, хотя он изображает страницу номер третью – с обратной стороны английская надпись: «Т. н. книга дорог, находится в деревне 18/312 не менее двухсот лет. Захвачена воинами Стены при рейде у вахлаков племени «арыс». Используется для заклинаний, предсказаний погоды и лесных оборотов». Сама книга содержит мешанину записи на всех языках, даже ирчисленг есть. То, что я могу прочесть – описания каких-то местностей, ничего не говорящие названия городов и народов. Довольно много эльфийских строчек, но их письмена я читать почти совсем не умею. Подзываю Графа, отдаю ему пачку листов и светляка, он идет к своим. Я тем временем вытаскиваю мешочек и осторожно верчу в пальцах то, что выпало оттуда. Наконечник стрелы это. Крестообразный, если смотреть спереди. Такой же, какими в свое время в нас краболовы пулялись, и такие же неизвестно каким путем размножались на транспортно-исследовательском комплексе «Анарлаан». И таким же я продырявил шкуру Большому Белому Урху, когда тот шел с топором на Чисимета, уверенный в полной своей неуязвимости. Ну что ж, светлым видеть его совсем необязательно, да и вообще никому.