Человек случайностей
Шрифт:
Он пошел в кухню и протянул руку под струю холодной воды. Кровь все еще текла, и ладонь болела. Мэтью заплакал.
– Значит, отец тебе звонил? – спросила Грейс.
– Да, – ответил Людвиг.
Они сидели в гостиной поместья Питта. Клер и Джордж уехали на уик-энд к Арбатнотам.
– Удалось поговорить, хорошо было слышно?
– Очень хорошо.
– Телефон – это невероятное изобретение. Звонят из Америки, а слышно так, будто сидишь в соседней комнате.
– Да.
– А который час был в Америке, когда он звонил?
– Два часа ночи.
– Странное время для звонка.
– Отцу надо было застать меня дома.
– Вечно путаюсь с этим временем и в какую сторону надо считать. А какая там погода?
– О погоде не говорили.
Людвиг сидел, выпрямившись, на диванчике, руки сложил на коленях и упорно всматривался в розовую керамическую вазочку на камине. Грейс расставляла цветы, фиолетовые и белые георгины из сельского сада Арбатнотов, – Карен принесла их утром.
– Очень мило, что Карен их принесла, правда?
– Да.
– Карен прекрасно выглядит в платье дружки. Я тебе еще не говорила, что Генриетта Сейс хочет нарядиться пажом? Такой смешной ребенок.
Людвиг молчал. Грейс внимательно посмотрела на жениха, потом спросила:
– Есть какие-то новости о Дорине?
– Откуда?
– Почему «откуда»?
– Думаешь, если бы какие-то новости были, я бы с тобой не поделился? – сказал он, напряженно глядя на нее.
– Я просто так спросила, не сердись.
– Прости, киска. Я не сержусь, просто…
– Сердишься, я вижу. Мне кажется, ты часто сердишься, только не показываешь. Так нельзя делать.
– Прости, любимая.
– Отец тебя расстроил?
– Да.
– Но ты не огорчайся. Что дальше будем делать? О, я уже знаю, пойдем в новое кафе на Хай-стрит. Можем там перекусить. Потом на метро проедемся до Чаринг-Кросс и перейдем по Хангерфордскому мосту в галерею Хейворда. Мы еще не были на выставке этого, как его… забыла. Потом ты сможешь пойти в Британский музей и немного поработать, или пойдем ко мне, если хочешь… а позднее…
– Киска, прости… я чувствую, что мало с тобой разговариваю.
– Разговаривай. Тебе никто не мешает.
– Ты меня перебила.
– Людвиг, я не понимаю, в чем дело!
– Как только я начинаю говорить о чем-то серьезном, ты сразу становишься какой-то чужой, отвечаешь невпопад и сменяешь тему. Тебя не интересуют важные вопросы…
– И совсем не так. Интересуют не меньше твоего. Но у тебя своя манера выражаться, а у меня своя. Я не легкомысленная, ты прекрасно знаешь. Не будь несправедливым.
– Да, знаю, прости… Но ты мне не даешь сказать.
– Не даю сказать? Такому умному-разумному?
– Да. Ты прекрасно понимаешь, на что я намекаю. Тебе не хочется говорить о… Избегаешь таких тем… И мне не разрешаешь…
– Людвиг, милый, ну что ты? О чем это я не хочу говорить и тебе не разрешаю?
– Например, о Дорине.
– Но что может получиться из нашего разговора о Дорине? Ей эта бесконечная болтовня не поможет. Мои родители все время толкут воду в ступе. Хочешь, чтобы мы стали похожи на них?
– Нет, но… ты относишься к этому как к пустяку… ведь с Дориной могло случиться что-то плохое… ужасно, что она исчезла, просто страшно.
– Ужасно, я согласна, если с ней что-то случилось, но я уверяю тебя, с ней ничего не случилось. Сидит у кого-то из знакомых, только чтобы вы понервничали. Она любит дразниться.
– Дразниться? Это слово совсем к ней не подходит.
– Я знаю, что ты очень ее полюбил.
– Ты ревнуешь? Но это же глупо!
– Вовсе не ревную! Вот еще не хватало! Или прикажешь ревновать? – Ножницы, которыми она подрезала цветы, звякнули на столе.
День был пасмурный, за окном накрапывал холодный дождь.
– Нет, ну что ты, нет! Ну киска! Просто ты сознательно закрываешь глаза на то, что творится в этом мире.
– Ни на что я не закрываю глаза. Вижу даже больше, чем тебе кажется. Только я держу язык за зубами.
– Может, я плохо тебя понимаю… в Ирландии… ты не хотела говорить даже о Шарлотте и не хотела, чтобы я ее навестил.
– Ты опять о своем. Шарлотта чувствует себя прекрасно. Неудавшееся самоубийство – лучший способ завоевать всеобщую симпатию. Шарлотта превратилась в примадонну, но Дорина, исчезнув без предупреждения, похитила, увы, часть аплодисментов.
– Киска, не надо быть такой жестокой. Шарлотта и в самом деле хотела покончить с собой.
– Ой-ой-ой!
– Чудом Гарс оказался там и спас ее.
– Жалеешь, что не ты?
– Тебе надо бы ее навестить.
– А ты на самом деле вовсе о ней и не думаешь. То есть ты слишком много о ней как бы думаешь. А на самом деле только о себе. Жалеешь, что не ты спас Шарлотту, потому что тогда тебя считали бы героем. А так вся слава досталась Гарсу.
– Нет, – задумчиво ответил Людвиг, – я понимаю твою мысль, но ты ошибаешься.
– Называешь себя ученым, но не умеешь объяснить, что думаешь и чувствуешь…
– Это не так-то легко. И хорошо, если есть возможность объяснить…
– Объясни!
– Я не завершил свою мысль. Если есть возможность объяснить… жене… которая умеет выслушать. Я чувствую, что не могу, не получается высказать тебе свои самые глубокие мысли…
– По-твоему, все женщины – дуры?
– Нет, я так не говорил.
– Ах, вот как! Значит, другие умные, только не я. Ты, наверное, хотел жену умную, а не такую дурочку, как я.