Человек смотрящий
Шрифт:
Мерцает улыбка, словно первые утренние лучи, словно мир, открывающийся взору младенца на заре его жизни. И хотя нам достоверно известно, что это реальная женщина, родившаяся 15 июня 1479 года, одетая и причесанная по моде своего времени, дымка – сфумато – скрывает окружающую реальность и придает образу неуловимость и загадочность. Лиза соткана из мечты, и фоном ей служит волшебная страна. Спустя более чем три столетия после Леонардо английский художник Уильям Тёрнер вернется к идее размытого пейзажа и пойдет еще дальше, используя для создания картины периферическое зрение, – откажется от прямого взгляда на изображаемый предмет, чтобы его очертания сделались совершенно размытыми. Так и в картине Тёрнера «Парусная лодка на фоне корабля» нет четких контуров. Небо, облака и парусники предстают как единое целое.
Уильям Тёрнер. Парусная лодка на фоне корабля. Ок. 1825–1830 / Tate Modern, London
Тёрнер размывал контуры, добиваясь визуального слияния моря, атмосферы и кораблей, а в другой части света еще век спустя расфокусированное изображение станет способом создания совсем иной реальности. Это уже не символ любви, близости, грезы или бури. Посмотрите на кадр из фильма «Сказки туманной луны после дождя» 1953 года.
Лодка, поглощаемая туманом, – прямо-таки тёрнеровский образ. При съемке этой сцены режиссер Кэндзи Мидзогути использовал длиннофокусный объектив, рассеянный свет, дыммашины, «фильтры размытия» и низкий контраст для того, чтобы переместить нас из трехмерной обыденности в плывущий мир. Действие происходит на озере Бива в конце XVI века. Двое крестьян, ведущие простую и тихую жизнь, мечтают о лучшей доле. Жены уговаривают их отказаться от честолюбивых замыслов, но тщеславие одерживает верх. Один из них, горшечник Гэндзюро, влюбляется в знатную даму, госпожу Вакаса, похвалившую его изделия. Она обольщает его и предлагает взять ее в жены. На этом знаменитом кадре он словно несет ее на своей спине.
«Сказки туманной луны после дождя», Кэндзи Мидзогути / Daiei Studios, Japan, 1953
Оператор Кадзуо Миягава вновь использует неглубокий фокус и понижает контраст. Здесь нет белого и черного, только оттенки серого, расплывающийся мир окутан дымкой. Мир этот и правда зыбкий, ведь госпожа Вакаса – призрак. Она появляется в фильме и преследует Гэндзюро в наказание за то, что тот оставил достойную жизнь. Она – его бремя, и эта аллегория была понятна тогдашним японским зрителям, ведь фильм вышел в прокат всего через двадцать лет после войны, в которую втянуло страну поколение честолюбцев. Для нас же здесь важно то, что мягкий фокус, пропадающие, призрачные очертания помогают изобразить мир духов, параллельную реальность.
Художников всегда притягивал этот параллельный мир. В конце XX – начале XXI века немецкий художник Герхард Рихард один за другим создавал большие размытые образы – человеческих лиц и м'oря, – стремясь приблизиться к первовидению. В одном из интервью он сказал, что хочет «сделать все равноценным, одинаково значимым и одинаково незначительным». Возможно, он имел в виду расфокусированное зрение новорожденного, для которого большинство предметов, за исключением лиц, совершенно равнозначны. Самые первые образы, запечатленные на чистых страницах внутреннего взора младенца, – таинственны, призрачны и полны неопределенности. Именно они закладывают основу нашего восприятия в будущем.
Взгляд, обращенный на мир
Давайте вернемся к малышке, рожденной 200 тысяч лет назад. Она уже научилась фокусировать взгляд, что же теперь предстанет ее глазам? Цветов она по-прежнему не различает, но уже начинает осваиваться в пространстве. На чистых страницах возникает масштаб. Наличие двух глаз позволяет ей определять расстояние, судить о том, что далеко и что близко. В отличие от лошади или кролика, у которых глаза находятся по обеим сторонам головы и видят все, что слева и справа, у человека глаза расположены фронтально, и потому наш взор устремлен вперед. Мы лучше представляем, куда направляемся, чем где находимся. Взрослея, мы развиваем эстетическое восприятие близкого и далекого, у нас появляются соответствующие эмоции. Этот человек на картине Каспара Давида Фридриха «Странник над морем тумана» 1818 года, как и Джоконда, изображен на фоне пейзажа, с той лишь разницей, что она обращена спиной к ландшафту, а странник – к нам.
Каспар Давид Фридрих. Странник над морем тумана. 1818 / Kunsthalle Hamburg, Hamburg, Germany
Вместе с ним мы всматриваемся не столько в пейзаж, сколько в пустоту. Пространство рождает смирение, желание склониться перед величием мира. Благодаря этому человек обретает отрадную способность выходить за пределы собственного «я», которую антрополог Джозеф Кэмпбелл назвал «восторгом самозабвения».
Разумеется, мы постигаем пространство не только когда карабкаемся по горам. Нам хочется иметь комнату с видом. Дом или квартира с роскошным видом из окон стоит куда дороже. Как мы убедимся позже по ходу нашего рассказа, желание расширить горизонты было одной из причин, побуждавших изобретать воздушные шары и строить дома все выше и выше. Образы уже не просто вырисовываются на чистых страницах, они обретают объемность. На языке геометрии это три оси: Х (лево-право), Y (верх-низ) и Z (внутрь-наружу) – линия в пространстве, соединяющая нас с тем, что впереди.
Маленькая Спарта, Шотландия © Mark Cousins
Глядя на вересковую пустошь в Южной Шотландии (с. 27), художник Ян Гамильтон Финлей сложил три пары каменных стенок со следующими словами:
МАЛЕНЬКИЕ ПОЛЯ – ДАЛЕКИЕ ГОРИЗОНТЫ
МАЛЕНЬКИЕ ПОЛЯ – ТОСКУЮТ ПО ГОРИЗОНТАМ
ГОРИЗОНТЫ ТОСКУЮТ – ПО МАЛЕНЬКИМ ПОЛЯМ
Первая строка (LITTLE FIELDS – LONG HORIZONS) указывает на ничтожность смотрящего в сравнении с далью, на которую устремлен его взор, – это расстояние по оси Z. Во второй строке (LITTLE FIELDS – LONG FOR HORIZONS) горизонты уже не просто далекие, но и желанные. Ось Z подразумевает устремленность вперед, это наша тяга к приключениям, жажда странствий и способ визуализировать будущее.
В изобразительном искусстве история Z-оси, или глубины, складывалась весьма непросто. Справа на персидской миниатюре XIV века военные шатры, люди и далекие холмы теснятся на переднем плане, отличаясь друг от друга лишь цветом, формой и узором. Тени отсутствуют, что является характерной чертой плоскостного изображения.
Лагерь Чингисхана. Миниатюра из книги Рашида ад-Дина. XIV в. © Biblioth`eque Nationale, Paris, France / Bridgeman Images
На протяжении Средних веков художники следовали этому правилу, втискивая своих персонажей, сюжеты и символы в почти плоское, лишенное глубины пространство. А вот эпоха Возрождения была одержима осью Z. На рубеже XII и XIII веков итальянский художник Дуччо наклонил столешницу своей «Тайной вечери» вперед, зрительно отодвинув ее от переднего плана, и тем самым разрушил заклятие плоскостного изображения. Он создал рискованный визуальный эффект – поневоле опасаешься, как бы столовые ножи и тарелки не соскользнули прямо на апостолов, сидящих за – а может, и под? – столом.