Человек со свинцовым чревом
Шрифт:
Молодой человек поведал о событиях с самого начала, с вечера в Опере — главным образом для Лаборда. Работая под началом месье де Сартина, Николя научился ясно и быстро излагать факты, ничего не преувеличивая и не упуская. Его отчеты генерал-лейтенанту всегда были образцом точности. Он продолжил рассказ, опустив несколько деталей, которые еще требовали проверки. Николя мог полностью доверять своим друзьям, и все же он никогда не делился абсолютно всем, даже с Бурдо. Он немного покраснел, когда его рассказ дошел до эпизода с красавицей Бишельер. Он вдруг подумал, что даже не знает ее имени, а также о том, что нужно будет выяснить, кто
— Теперь я понимаю, почему вчера месье де Сен-Флорантен, оставив прочие дела, долго совещался с генерал-лейтенантом полиции. И результатом этой аудиенции стал приказ остановить расследование.
— Со вчерашнего дня, — продолжил Николя, — я долго размышлял над нашей загадкой. Ужасная смерть от расплавленного свинца… Свинец можно найти где угодно. Остается только разыскать тех, кто им пользуется в работе.
— Печатники, — произнес Лаборд.
— Верно, но также и оружейники, — добавил Семакгюс.
— Кровельщики, — сказал Николя.
— И гробовщики.
Месье де Ноблекур поднял вверх палец.
— Друзья мои, я вспомнил один вечер у герцога Сен-Симона. Он принимал довольно редко и скудно, из-за своей скупости, но всегда был безупречно вежлив! В тот вечер, лет тридцать назад, он устроил замечательный ужин. Я был там и прислушивался ко всем окружающим. Среди его гостей оказался бывший проездом в Париже герцог де Лирия, испанский посол в Москве… Надо сказать, что он был…
Тут должно было последовать долгое отступление, уводящее далеко в сторону от основной темы разговора.
— …он был сыном герцога Бервика, а тот в свою очередь сыном Якова II Стюарта. Я вижу, что Николя в нетерпении. Ах, молодость! Короче, герцог де Лирия рассказал герцогу де Сен-Симону о старом русском обычае — фальшивомонетчиков там казнили, заливая им в глотку расплавленный металл, и их тела разрывало на части! Несомненно, они использовали для этого свинец: он легко и быстро плавится. В любом случае, потребовалась трубка или воронка, чтобы заставить нашего несчастного виконта заглотить такую дьявольскую порцию свинца!
— Мне кажется, месье прокурор, — вмешался Лаборд, — что вы забыли еще пятую и шестую профессии, в которых используется свинец. Палач, и особенно — слесарь. На днях я наблюдал в Версале починку фонтана Нептуна. Слесари во время работы не жалели свинца.
— В итоге, — с иронией заметил Семакгюс, — подозреваемые найдены… Но какова была цель этой варварской расправы? Чем виконт заслужил подобный конец? Еще не так давно доносчикам вырывали языки…
Сотрапезники перебрали множество версий, но затем перешли к мадемуазель Бишельер. Если мадам де Рюиссек столкнули в колодец нарочно, что связывало ее и комедиантку? Их размышления были прерваны Марион, которая, ворча, пригласила их за стол. Когда они поднялись, Семакгюс взял Николя под локоть и шепнул ему на ухо:
— Я подозреваю, что ваша Бишельер, мой юный Селадон, во время допроса произвела на вас куда большее впечатление, чем вы пытаетесь нас убедить…
Вначале предполагавшийся тихий семейный ужин превратился в настоящий пир, несмотря на то что под строгим взглядом своей экономки старый прокурор воздержался от пирога с грибами. Он вознаградил себя морским языком по-вильруански, который Катрин благоговейно поставила на стол, но должен был устоять перед искушением в виде крепкого белого маконского вина. Едва он намекнул на желание его попробовать, как немедленно сдался под строгим взглядом своего цербера — было известно, что белое вино пагубно влияет на подагру. Хирургия, придворные новости и Шатле — эти темы более всего занимали сотрапезников. Война, слухи о переговорах с англичанами, дело иезуитов, все более и более опасных, слабое здоровье фаворитки, оправдывавшее слухи о новом увлечении короля — сочинительстве. Наконец, депеши из Москвы сообщали, что здоровье царицы Елизаветы Петровны все более и более ухудшается. Месье де Ноблекур припомнил странный случай, о котором ему сообщил один из его швейцарских корреспондентов.
— В Женеве наблюдали огненный шар, который взорвался в воздухе и растворился, и все свидетели этого события почувствовали, как задрожала земля, и услышали сильный шум. Когда яркий свет этого феномена погас, мои друзья погрузились в темноту.
— Философская сказка! — ответил Семакгюс. — Ваши кальвинисты — настоящие хвастуны… Они бы еще вообразили наступление ночи средь бела дня!
Месье де Ноблекур с задумчивым видом покачал головой:
— Иногда в слишком большой ясности кроется ошибка. Что касается нашего дела, я бы посоветовал месье комиссару не слишком верить своим глазам и попытаться понять, что может скрываться за видимым. Настоящее — дитя прошлого, и всегда нужно разобраться в прошлом участников драмы, узнать, кто они на самом деле, кем хотят казаться, что они о себе говорят и что хотят, чтобы о них думали.
На этих мудрых словах они расстались. Для только что начавшего выздоравливать Ноблекура вечер был очень утомительным. Николя вышел проводить своих друзей. Он был рад видеть, что Лаборд и Семакгюс уже подружились. Эти два человека, такие разные по своему происхождению, возрасту и положению, для Николя были одинаково дороги. Первый камердинер короля предложил доктору довезти его до Вожирара в своей карете. Он пропустил его вперед, а сам обернулся к Николя и прошептал ему на ухо:
— Мадам де Помпадур желает видеть вас завтра в своем замке в Шуази. Вас будут ждать в три часа пополудни. Удачи, мой друг.
Вот такой ошеломляющей новостью закончился день Николя.
VI
ДВА ДОМА
Когда фантазия берет верх, беда уму, которым она управляет.
Пятница, 26 октября 1761 года
Ранним утром Николя вышел с улицы Монмартр. Вечер с друзьями развеял его угрызения совести. Мадемуазель Бишельер была для него средством удовлетворения мимолетного каприза, возможностью продемонстрировать власть полиции. Он убедил себя, что его уход вслед за остальными освободил его в каком-то смысле от порыва, которому он так необдуманно поддался. Он признавал, что получил некоторое удовольствие и представлял себе насмешки Семакгюса.
Но сейчас Николя волновало другое. Он уже не мог так долго откладывать встречу с месье де Сартином и догадывался, что скажет ему шеф. Примет ли он часть огня на себя, покрывая своего подчиненного, или же отстранится, как умел иногда это делать? В таком случае будет ли это означать прекращение расследования? Такая вероятность очень беспокоила Николя.
Еще одним поводом для беспокойства было приглашение фаворитки короля в ее дворец Шуази. Он едва мог в это поверить. Какой просьбы или приказа можно было от нее ждать? Конечно, совсем недавно он оказал ей неоценимую услугу, но зачем обращаться к нему, скромному служащему полиции, а не прямо к Сартину? Знал ли этот последний о ее приглашении? Если да, что он об этом думал?