Человек со звезды
Шрифт:
Ну а Настя… Причастный к чужой тайне, Игорь не прочь был создать – именно так: создать! – свою. Общую с Настей. А значит, Пащенко и тут помог ему. Сейчас они уйдут от Наташки, Пащенко, как лучший друг, друг тактичный, скроется с глаз долой, а Игорь пойдет провожать девушку. Осень, падают листья, ветер кружит их по асфальту… Лирика!.. Мало ли что возможно осенним вечером…
Так и получилось. Правда, Наталья чуть-чуть подулась: как, ее бросают? И даже лучшая подруга, которая, кстати, пришла к ней скоротать вечер, вдруг поддалась
Пащенко распрощался с Игорем и Настей у подъезда, согнулся пополам, пополоскал у ног воображаемой шляпой, подмел пыль с асфальта воображаемым пером и с воплем «Адью, ситуайены!» исчез в осеннем сумраке, чтоб не сказать – мраке.
– Где вы живете, Настя? – спросил Игорь, потому что с чего-то надо было начинать.
– На Кутузовском. Я еду до Дзержинки, а оттуда – на маршрутке.
– Но ведь еще довольно рано, – стараясь быть небрежным, сказал Игорь. – Может, погуляем?..
И вдруг – в старых романах написали бы: «как молния сверкнула в мозгу юноши!» – он сообразил: у него же нет времени!.. За весь вечер Игорь ни разу и не вспомнил о старике Ледневе, который остался там, один, в осеннем лесу у проезжей дороги…
Даже Настя почувствовала, что с Игорем что-то случилось, но не спросила ничего, лишь взглянула с тревогой.
– Простите меня, Настя, – глухо сказал Игорь. – Я не могу вас проводить. Мне очень жаль… – И замолчал, ожидая, что сейчас произойдет непоправимое – она повернется и уйдет, и будет права. Во всяком случае, он бы на ее месте так и поступил. Но к счастью, Настя-то пока была на своем месте. Она не повернулась и не ушла, а спросила:
– Вам надо спешить?
Игорь обреченно кивнул.
– Идите. Я сама доеду. Не волнуйтесь.
Она смотрела на него, будто чего-то ждала.
– Простите меня, Настя, – повторил он. – Я очень хочу вас видеть. Можно я вам завтра позвоню?
Ну когда бы еще Игорь рискнул так сразу, ничуть не стесняясь, сказать все, что думает, что чувствует сейчас? Да никогда, не было с ним подобного. А тут то ли волнение, что потеряет он ее, помогло, то ли странная его раздвоенность: и хочется остаться, и старик Леднев ждет – и подготовила то, что он сказал.
И Настя тоже не подкачала.
– Конечно, позвоните. Я буду ждать. Телефон вам Наташа скажет, я ее предупрежу. – Вот тут она повернулась и пошла, не оборачиваясь: все-таки надо марку поддержать, именуемую женской гордостью. Или женской независимостью.
А Игорь смотрел ей вслед и уже, пожалуй, не видел ее. А видел – внутренним, что ли, зрением? – лес, темный, по-ночному прохладный, узкий покрасневший край неба на востоке: подымалось солнце.
Каждый раз, вечером, старик Леднев грозился встать первым, бог знает в какую рань, и беспощадно будить Игоря. Не получалось. Леднев
Вот и нынче приладил Игорь над костром закопченный котелок, медный, луженый, куда тяжелее алюминиевых – современных Игорю, стащил с профессора плащ.
– Павел Николаевич, подъем!
Профессор скукожился на сухом лапнике, колени к подбородку подтянул, руками их обнял, глаз не открывал. Однако сказал:
– Сейчас, сейчас… Отыди от меня, изверг.
– «Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало…» – Игорь не врал: солнце давно поднялось над верхушками деревьев, высветило, выжелтило траву в лесу, грело. День обещал быть теплым, а то и жарким.
– Я же сказал: сейчас… Русского языка не понимает, охломон… – плаксиво затянул Леднев. Вдруг открыл один глаз, левый, уставил его на Игоря. – Заварку насыпал?
– Не велено было.
– То-то! – Споро сел, как ванька-встанька, пятерней лицо утер – умылся вроде. – Закипела?
– Кипит… – Игорь всегда с любопытством наблюдал за процессом утреннего оживления старика Леднева, именно оживления, другого слова не подберешь. Только-только лежал трупом, и – бах! – живой и деятельный, будто и не спал вовсе…
Леднев чай сварил, заварки его драгоценной никто не трогал, вот он и доволен был, даже несколько разнежен.
– Куда ты так торопишься? – только и спросил.
– В Лежневку вашу.
– А там тебе чего?
«Чего»… Профессор называется.
– Может, Пеликан подгребет…
– Он тебе что говорил, Игорек?
– Говорил: до города увидимся.
– У-у, до го-о-орода… Эдак он в любой момент способен объявиться. Хоть сейчас.
– В Лежневке он будет, – упрямо сказал Игорь.
– Надежды юношей питают… А вот как ты мыслишь, Игорек, не супостат ли наш Пеликан, не тать ли ночной? Вот кличку разбойничью носит…
Попробуй разбери старика: то ли он шутит, то ли всерьез считает Пеликана разбойником.
– Вздор вы несете, Павел Николаевич, и сами о том знаете.
– Почему вздор? – Старик поел, попил, теперь сидел, жизнью наслаждался. А когда он в таком состоянии – Игорь заметил, – то склонен праздно философствовать. – Вот, к примеру, где он бродит? Почему не с нами, коли ему в город надо?
– А может, ему еще куда надо?
– Допустим. А зачем скрытничает? Отчего бы ему не поделиться своими планами с двумя добрыми странниками?
– С вами поделись…
– Обижаешь, Игорек. В своей многотрудной жизни я еще никого не выдал, не предал, на тридцать сребреников не льщусь, ныне их только на рюмку водки и достанет, а ранее, до пролетарского переворота, мне жалованья хватало.