Человек среди религий
Шрифт:
– Заходи, добрый человек. Гостем будешь.
Зашёл Сантифик и оказался в большом пещерном зале. На полу лежали ковры. В воздухе курились благовония. Горели большие свечи. Седобородый старик в старинном одеянии усадил его на ковёр, пододвинул блюдо с фруктами, налил вина, и потекла неторопливая восточная беседа.
Чем больше Сантифик разговаривал со стариком, тем больше он удивлялся – таким мудрым и начитанным оказался его собеседник. Даже о тех вещах, о которых Сантифик писал свой научный труд и название которых мне не выговорить, старику нашлось что сказать. И то, что он сказал, очень взволновало
– Откуда тебе это известно? – воскликнул он.
– Ведь я же хранитель, – ответил старик. – И отец мой, и отец отца были хранителями. Так уж у нас ведётся испокон веков, чтобы хранитель мог встретить гостя, выслушать его, понять, что гостю интересно, и поговорить об этом. Пойдём со мной, добрый человек.
Хранитель провёл Сантифика в глубину пещеры и открыл ещё одну дверь. Они вошли в соседний подземный зал, и учёный изумлённо увидел великое множество книг и свитков, лежащих на полках и на столах. А дальше виднелся и ещё один зал, и ещё один…
– Вон там, – показал хранитель, – лежит то, что ты удостоишь, может быть, твоего почтенного взгляда.
…Сантифик не знал, сколько времени провёл он, с упоением листая книги, о существовании которых ему было неизвестно до этого…
– Как мне повезло, – сказал он на прощание хранителю, – что ты из всего этого великого множества книг читал именно те, которые мне особенно интересны. Ведь всех книг здесь не прочесть и за самую долгую жизнь.
– Что ты, добрый человек, – махнул рукой хранитель. – Я не прочёл ни одной книги, это не дело хранителя. Долгие годы мой отец рассказывал мне обо всём, что здесь хранится. Долгие годы я беседую с приходящими сюда людьми. Долгие годы рассказываю своему сыну о том, что ему понадобится, чтобы быть хорошим хранителем. Скоро уже он займёт моё место, и тогда я приду сюда гостем, и сяду среди книг, чтобы наконец научиться читать.
Практика: для себя, для других и ещё для Кого-то
О чувстве веры и о религиозных переживаниях нам ещё придётся говорить достаточно. Эти ощущения, постижения, озарения и другие внутренние события составляют главный слой религиозной жизни. Из них рождается внутренняя энергия практического религиозного поведения.
Традиция старается организовать эту энергию, способствовать чистоте и силе её источников. Тех источников, без которых прекращается энергетическое обеспечение традиции: огни гаснут, моторы глохнут, жизнь замирает. Вся религиозная практика питается внутренними переживаниями, и поэтому должна поддерживать их на нужном уровне.
Религия всегда очень практична. Это проявляется во всём, начиная с прагматики магических усилий: действий, направленных на то, чтобы получить желаемое в обход естественного хода вещей. Практичны и социальные устремления религии – от оздоровления межчеловеческих отношений до политического воздействия на общество и государство. Но куда более значительную роль для человека и человечества играет психологическая (и даже психофизиологическая) религиозная практика. Исторически она намного опередила психологию, физиологию и психотерапию, да и сейчас остаётся недосягаемой в лучших своих достижениях.
И, наверное, самой важной сферой практического приложения религиозных учений является именно человеческая душа. Ведь в житейских своих формах религиозная деятельность не очень отличается от деятельности других разнообразных объединений. Трудно назвать чрезвычайно эффективной и магическую сторону религиозной жизни.
В любом случае через внутренний мир проходят и социальные устремления, и тяга к магическим силам, и различные другие "прикладные" направления религиозной жизни.
Внутреннюю религиозную практику поддерживает традиция. Ритуалы прокладывают русло для сосредоточенности в нужном направлении, создают определённые условия для развития сознания. Многие из этих условий важны для внутренней гармонии, для решения конфликтов между чувствами, для выработки цельного мировоззрения.
Но это не всё.
Кроме урегулирования внутреннего опыта, становится возможным его принципиальное расширение.
Практика созерцания, медитации, предстояния позволяет человеку пробиться к важнейшим для него ощущениям и переживаниям, связанным с восприятием высшей реальности, Высшего. Иногда человек за одно мгновение может получить такой духовный опыт, который ляжет в основу всей его жизненной ориентации. Это случается редко – в масштабе человеческой жизни. Но в масштабе жизни человечества это случается часто.
Впрочем, даже если не говорить о таких особых озарениях, очень многие люди, знающие вкус повседневной молитвенной практики, могут уверенно подтвердить, что она расширяет их жизнь не меньше, чем деловые или дружеские встречи.
Тот, кому это чуждо, должен или подозревать в лицемерии огромное количество не самых плохих людей – или признать, что они располагают опытом, находящимся вне его восприятия.
Внутренний религиозный опыт нередко подвигает человека к образу жизни, связанному со служением другим людям. Хочется выделить именно служение (а не отшельничество, например, продолжающее линию чисто внутренней практики), так как оно наиболее явно расширяет внутренний опыт до внешнего.
Религиозное служение отличается от осуществления чувства долга или других чувств, потому что исходит из особой предпосылки. Человек служит другим не просто по собственной склонности, преданности или обязанности (хотя и это замечательно, нечего спорить), и зачастую даже не в рамках некоторой общественной идеологии, а в силу именно внутреннего религиозного опыта. Некоторым образом человек узнал для себя, как вернее всего жить, чтобы увязать обыденную реальность с высшей реальностью, и старается этому следовать.
Опыт внутренней и внешней религиозной жизни обычно воздействует на любое чувство призвания, даже если его и не назовёшь именно служением людям. Но служением оно всё-таки является: тем служением, призыв к которому человек почувствовал, прислушиваясь к Высшему. Отсюда и само слово "призвание". Может быть, развитое чувство призвания как раз и является для верующего человека высшей формой религиозной практики.
Теория: оправдание и утверждение