Человек в коротких штанишках
Шрифт:
– Да всем.
– Но все-таки, что тебе в нем нравится?
– Он умеет делать из бумаги кораблики.
Леля спрашивала серьезно, и Аллочка ей очень серьезно отвечала. Она сделала свой выбор и могла его обосновать.
– А как же Дениска? Ведь он умеет строить такие потрясающие рожи.
– Дениска тоже хороший, – вздохнула девочка. – Только бабушка ему надевает чулки на боты, и он ходит босиком по улице, и все смеются. Вид у него в чулках какой-то коротенький. Мне это не нравится. –
– Но Андрей тебе больше нравится?
– Да.
– А почему? Ты мне можешь объяснить подробно, почему?
– Да потому, что мы в одном доме живем.
Вдали показался наш дачный домик, засыпанный по самые окна снегом. На рябинах у ворот сохранилось несколько гроздей с ягодами, и синицы их весело трепали. А сзади, когда мы оборачивались, видели далеко на шоссе поблескивающую на солнце голубую «Волгу». Шофер такси ждал, когда мы посмотрим домик, разбросаем мяту и вернемся назад.
Голубой бант
Давно известно, что сапожник и в свободное от работы время говорит о сапогах, шофер – об автомобилях, стекольщик – о стеклах и алмазах. А я решил в свободное от работы время взять у своей племянницы интервью. Приступая к делу, я был подчеркнуто официален и вежлив, словно разговаривал с каким-нибудь премьер-министром или королевой Англии. Я сказал:
– Уважаемая Алла Владиславовна, не дадите ли вы мне интервью?
– Что это такое – интервью?
– Я тебе задам ряд вопросов, а ты мне на них ответишь. Хорошо?
– Да.
– Кем вы хотите, многоуважаемая Алла Владиславовна, стать, когда вырастете? Не хотите ли вы стать, например, врачом? •
– А вы не хотите? – подстраиваясь под мой тон, спросила она и добавила: – Я хочу быть сутулой, как ты. А ты каким? Ты каким хочешь быть? Прямым или сутулым?
Дениска умел строить рожи, и с ним было удивительно вкусно есть сырую лапшу. Андрей умел делать кораблики из бумаги. А я, выходит, был прекрасно сутулым, настолько прекрасным, что моя племянница решила мне подражать в этом. Теперь я понял наконец, что во мне нашла Леля.
Интервью не состоялось, но зато Аллочка открыла мне глаза на меня самого. Наша дружба с ней, несмотря на соперников Дениску и Андрюшу, становилась все крепче. Мы нравились друг другу и по воскресеньям просто не могли не встречаться. Если я не приезжал на Никитинскую, то девочка стремилась во что бы то ни стало побывать у нас в Березовой роще. Она капризничала, хныкала, но добивалась своего.
– Аллочка, – сказала однажды баба Валя. – Ну, чего мы к ним поедем? У них денег нет. У них нечего есть.
Но угроза голода ее не испугала.
– И не надо. Мы посидим просто так, чайку попьем, поговорим, а там, что дадут на тарелочке, то и съедим.
– Да на тарелочке же ничего нет, – засмеялась баба Валя. – Ну, что с тобой делать, собирайся, если ты не можешь жить без своей тети Лели и без своего дяди.
– Ура! Мама, мы уезжаем. Баба Валя, бант возьми. Меня дядя Эй любит, когда я с бантом.
– Какой сегодня возьмем?
– Голубой, только голубой.
Наивное желание нравиться распирало девочку. Едва открыв дверь в прихожую, она крикнула мне и Леле:
– Мы бантик взяли.
– Зачем же вы его взяли
– Для вас.
Баба Валя в прихожей перед зеркалом завязала бант на макушке у внучки и, расправив сдвоенные голубые крылышки ленты, сказала.
– Катись.
Но Аллочка не покатилась, а полетела, растопырив руки.
– Мы – бабочка, – сказала она.
Так было в прошлое воскресенье и в позапрошлое… Ждали мы бабочку и в этот солнечный апрельский день. Леля приготовила луковый суп по-французски, баба Ната напекла ватрушек с изюмом. Я причесал Квадрата. Мы ждали, как всегда, нашу маленькую гостью и не знали, что в это время на Никитинской мама Рита вдруг сказала:
– Нет, возьмите другой бант. Этот всем надоел. Вот розовый. Он красивее.
– Что ты – крикнула девочка. – Дядя Эй любит голубой.
– Голубую ленту стирать надо. Она грязная.
– Чистая, чистая. Ты забыла разве: дядя Эй любит меня в голубом банте. Дай сюда.
– Это что еще за прыжки?
– Бабуля Валя, скажи ей.
– Не бабуля Валя, а слушай, что тебе говорит мама. Розовый бант красивее.
Она подняла голубой бант, чтобы Алла не дотянулась, и положила на сервант.
– Все равно возьму, все равно достану.
Девочка поволокла к серванту стул. Тогда, чтобы прекратить разговоры на эту тему, мама Рита прошла в ванную комнату и опустила ленту в таз с водой, где лежало намоченное для стирки белье.
– Что ты наделала? – ужаснулась Алла и, опустившись на пол в дверях ванной комнаты, заревела.
– Прекрати сейчас же реветь. Я сказала, розовый бант красивее, значит, должна верить. А если не прекратишь реветь, никуда не пойдешь. Имей это в виду.
– Я все равно пойду, – крикнула ей дочь, размазывая по щекам горькие слезы. – Я в форточку, как шарик, вылечу и улечу в Березовую рощу. И никогда, никогда не прилечу обратно.
– Вот спасибо, – ровным голосом поблагодарила мама Рита, – твоя мама бедная о тебе заботится, а ты собираешься ее покинуть
– Ты не бедная, ты – вредная.
– Ах, так! Раздевайся, никуда не пойдешь.
Алла поняла, что мама и правда ее теперь не пустит в Березовую рощу, и заревела во весь голос.